Карл Густав Маннергейм, потомок старинного голландского рода, родился 4 июня 1867 г. в шведской семье на юго-западе Великого княжества Финляндского. В детстве семью Маннергеймов постигло несчастье — отец Карла ушел из семьи. Биограф Маннергейма Вейо Мэри повествует: «Отец Маннергейма утратил свою отцовскую роль. Отцовский авторитет Маннергейм для себя обрел позднее в царе, государстве, законе и традиционном, строго сословном обществе — и этот авторитет был намного сильнее того, каким обладал настоящий отец. Поразительно долговременная и прочная духовная зависимость от самодержавной династии Романовых хорошо показывает, чей авторитет укрепляется за счет утраченного отцовского».

Маннергейм с отличием окончил в 1889 г. Николаевское кавалерийское училище и в чине корнета начал свою службу в 15-ом драгунском Александрийском полку. В 1890-99 гг. Маннергейм продолжил службу в Кавалергардском полку, а с 1903 г. — в Офицерской кавалерийской школе. Будучи лютеранином, Маннергейм был женат на православной. Обряд венчания был совершен дважды — в православной церкви и лютеранской кирхе. Однако, не по обычаю лютеран, Маннергейм всю жизнь носил золотой нательный крест. В своих мемуарах Маннергейм писал: «Самое незабываемое впечатление производило празднование Пасхи, самого крупного праздника глубоко верующей России, который предварялся семинедельным постом. Вершиной этого святого праздника было полночное богослужение в канун Пасхи, оно начиналось с того, что провозглашалось воскресение Христа, а верующие совершали крестный ход с зажженными свечами. Люди обнимались и трижды целовались по старинному русскому обычаю. Традиционная пасхальная пища — пасха, куличи и яйца — освящались священником, а затем начиналась служба… Пасха также знаменовалась всеобщей благотворительностью, когда щедрая русская натура вступала в свои права и все люди, начиная с царя, подносили подарки близким… В больших городах царило редкостное и теплое настроение… и все это время звонили колокола».

Добровольцем участвовал Маннергейм в русско-японской войне 1904-5 гг. в составе 52-го драгунского Нежинского полка и за боевые отличия был произведен в полковники. С болью и гневом описывал боевой офицер революционные настроения того времени: «Легко было прийти к выводу, что армия находится на грани развала. Новообретенная «свобода» воспринималась очень просто: военные полагали, что могли делать все, что им заблагорассудится… Вокзалы и железнодорожные депо находились в руках бунтующих солдат. Само слово «свобода» в эти дни служило паролем. Коменданты вокзалов были беспомощны, а тех, кто пытался навести порядок, расстреливали… Но порядок, во всяком случае, удалось навести, и монархия была спасена — в Петербурге и Москве с помощью гвардейских полков, не принимавших участия в войне, а в других районах страны — с помощью кавалерийских частей». В то время в относительно спокойной Финляндии тоже начались революционно-националистические брожения. Подпольная газета «Свободное слово», печатавшаяся и распространявшаяся из-за границы, обнародовала список финнов, продолжавших верой и правдой служить царю и «большому» отечеству. В нем значилось и имя Маннергейма. Биограф пишет: «Он не доверял рейхстагу (парламенту.- авт.), не верил в компетентность депутатов и надежность подобного парламента. Всеобщие же выборы он в то время просто-напросто высмеивал».

В 1906-8 гг. — в экспедиции по Средней Азии и Китаю по заданию российского Генерального штаба — Маннергейм получил от китайцев следующий перевод своей фамилии: «Конь, скачущий сквозь звезды».

Первую Мировую войну Маннергейм встретил в должности командира Отдельной Гвардейской кавалерийской бригады. Согласно его мнению, русская армия была недостаточно подготовлена к предстоящей войне и посему неудачи русской армии в 1914 — начале 1915 гг. были закономерны. За боевые заслуги Маннергейм был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени (этой наградой он наиболее дорожил до конца своей жизни) и Золотым Георгиевским оружием. Храбрый военачальник, Маннергейм со свойственной солдату прямотой несколько поверхностно оценивал государственные и военные таланты царя Николая II, считая, что императору «по причине отсутствия его в столице было трудно следить за другими проблемами государства». Но при всем том Маннергейм оставался воистину верноподданным «белого царя». В 1915 г. Маннергейм становится начальником 12-й кавалерийской дивизии, в мае 1917 г. — командиром 6-го кавалерийского корпуса. В том же году ему было присвоено звание генерал-лейтенанта.

С сухой телеграфной точностью повествует Маннергейм о страшном итоге так называемой «февральской революции», а на самом деле — антирусского бунта 1917 г.: «В Москве мне стало известно, что 15 марта император отрекся от престола в пользу своего брата — Великого князя Михаила Александровича. Известие о том, что Великий князь Михаил возьмет бразды правления в свои руки, породило некоторые надежды. Однако 17 марта Михаил Александрович также отрекся от прав на престол». Казалось бы — никаких эмоций, никаких выводов. Но вот что происходит уже через несколько дней: «Отправляясь на юг в свою дивизию, я посетил командующего Южным (румынским) фронтом генерала Сахарова. Я рассказал ему о своих впечатлениях от событий в Петрограде и Москве и попробовал уговорить генерала возглавить сопротивление. Однако Сахаров считал, что время таких действий еще не настало». А что в то время творилось в армии? «Усилились анархические настроения, особенно после того, как Временное правительство объявило о свободе слова, печати и собраний, а также о праве на забастовки, которые отныне можно было проводить даже в воинских частях. Военный трибунал и смертная казнь были отменены. Это привело к тому, что извечный воинский порядок, при котором солдаты должны подчиняться приказам, практически не соблюдался, а командиры, стремившиеся сохранить свои части, вынуждены были всерьез опасаться за собственные жизни… А военное руководство ничего не предпринимало для борьбы с революционной стихией».

Итак, подданный Финляндского княжества и лютеранин, барон Карл Густав Маннергейм одним из первых российских генералов решил встать на защиту богоустановленного порядка в пределах своей «большой» родины — России. Но что же другие русские генералы? Следует отметить, что, по мнению Маннергейма, не принесшего присяги Временному правительству, генералы Корнилов, Крымов, Деникин и другие во многом обрекли себя на поражение, ибо не соблюли присяги русскому царю и не оказали сопротивления узурпатору власти — Временному правительству. Одной из последних капель, переполнивших чашу терпения Маннергейма, стала его встреча с генералом Корниловым. Корнилов выступал перед солдатами с речью о необходимости дисциплины, а в конце поклонился им и сказал: «Все зависит от вас, братцы, в ваших руках власть». После сего Маннергейм сделал однозначный вывод: «Российским офицерам больше нечего делать в армии». И все же некоторое время он предпринимал тщетные попытки договориться с Врангелем и Крымовым по поводу возможного похода на Петроград и свержения Временного правительства. Маннергейм писал: «Из-за своей уступчивости по отношению к экстремистам и противодействия всем попыткам укрепить государственную власть социалист Керенский эффективно способствовал гибели России, тем более что постепенно в его руках сосредоточивались все нити… Путь ленинскому перевороту был расчищен, и его задача оказалась несложной».

В своем письме от 26 июля 1939 г., которое ныне публикуется впервые, Маннергейм трогательно описывает свою последнюю встречу с императрицей Александрой Феодоровной:

[…] Вы знаете (может вам сие рассказывал лично), что мне привелось как величайшее счастие видеть императрицу Александру Феодоровну в Царском Селе.

Этого никто не знает, мое же положение не позволяет мне об этом нигде говорить, и когда-нибудь это узнают по моим мемуарам, которые выйдут или после моей смерти, или после того, как власть подлого хама […] навсегда исчезнет из России.

Так вот я как сейчас помню слова Ее Величества, обращенные ко мне:

«Я поняла и понимаю, барон, — сказала она, — ненависть к нам Гучкова, Керенского и других, но за что нас так ненавидят такие люди, как генерал Корнилов, которого так обласкал Ники? Вы знаете, барон, меня давно, и знаете, что я себя умею держать в руках, но в тот час, когда генерал Корнилов с красным бантом рядом с пожалованным ему Ники орденом Св. Георгия вошел ко мне и сказал мне: «Гражданка Александра Феодоровна Романова, встаньте и выслушайте повеление Временного правительства», у меня потемнело в глазах».

И тут на глазах императрицы появились слезы.

Во время большевицкого переворота Маннергейм находился в Одессе. Он сразу же собрал знакомых ему офицеров, дабы призвать их к вооруженной борьбе с большевиками. Но даже в офицерской среде царил страх и рассеянность: «Я сказал, что сопротивление необходимо и хорошо бы, если бы во главе движения стал кто-нибудь из великих князей. Лучше погибнуть с мечом в руке, чем получить пулю в спину. Мои соседи по столу придерживались другого мнения и считали борьбу против большевиков безнадежным делом». В декабре 1917 г. Маннергейм выехал в Финляндию. Пробыв неделю в Хельсинки, он вернулся в Петроград, ибо его «интересовало, что могли сделать те силы, которые должны были спасти Российское государство». Но он заметил, что «там не было и намека на сопротивление… советская власть все более укрепляется и становится угрозой для молодого финского государства». Маннергейм принял решение — не забывая о освобождении «большой родины» — России, сегодня чрезвычайно важно позаботиться о спасении от большевицкого ига своей «малой» родины — Финляндии.

Уже в октябре 1917 г. стало ясно, что так называемая «гвардия порядка» в Финляндии является настоящей красной гвардией, которая в ноябре того же года занялась убийствами и грабежами.

Большевицкое правительство лишь формально признало независимость Финляндии, на самом же деле за счет пробольшевицки настроенных русских воинских частей и изменнической красной гвардии стремилось к захвату и большевизации Финляндии. Руководителем антибольшевицкой борьбы в январе-мае 1918 г. стал генерал Маннергейм. На стороне Маннергейма были его соратники — российские офицеры вне зависимости от их национального и религиозного происхождения (один из них — генерал-майор фон Герих, командир бригады во время I Мировой войны), финское народное ополчение (шюцкор) и немногочисленные добровольцы, Надо отметить, что в начале повествования о войне к большевицким русскоязычным частям бывшей российской армии Маннергейм применяет понятие «русский». Но, по мере продолжения рассказа, понятие «русский» все чаще заменяется понятием «красный», «большевицкий» и т. п. Сие ясно показывает, что Маннергейм стремился отделить Россию от большевизма, считая ее лишь временно порабощенной коммунистами территорией. Маннергейм одновременно не идеализировал и финнов, считая, что многие из них способствовали успехам большевиков в их собственной стране. Вероятно, именно по причине ношения самим Маннергеймом и его сторонниками белых нарукавных повязок, антибольшевицкое движение получило название «белого». В то время в кабинете Маннергейма на его письменном столе стоял портрет св. царя-мученика Николая II…

Маннергейм писал: «В рядах белой армии служат все те, кто разделяет наши надежды. Свидетельство этому — тысячи белых крестов на кладбищах в разных районах Финляндии. Они взывают, чтобы жертвы не были напрасны». В ходе гражданской войны в Финляндии погибло около 1 тыс. белогвардейцев и 4 тыс. красногвардейцев. Число жертв террора превысило 24 тыс. человек.

Утром 1 мая 1918 г., после взятия Выборга и бегства коммунистических вожаков, прошло празднование победы — торжественное богослужение, парад и скромный обед для почетных гостей. Маннергейм отчетливо понимал, что без самоотверженности простого солдата, ополченца и добровольца, победа не была бы достигнута, и через две недели в приказе по армии писал: «Солдаты! Пусть в вашу честь высоко развевается наше незапятнанное знамя, наше красивое белое знамя, которое объединило вас и привело к победе!».

Итак, к середине 1918 г. Финляндия была практически освобождена от большевиков, и под командованием Маннергейма находилась 80-тысячная боеспособная армия, готовая двинуться на освобождение и исконно российских территорий, в том числе и Петрограда. В октябре 1919 г.

Маннергейм писал:

«Освобождение Петрограда — это не чисто финско-русский вопрос, это всемирный вопрос окончательного мира… Если белые войска, сражающиеся сейчас под Петроградом, будут разбиты, то в этом окажемся виноватыми мы. Уже сейчас раздаются голоса, что Финляндия избежала вторжения большевиков только за счет того, что русские белые армии ведут бои далеко на юге и востоке».

Не дали осуществиться подобным благим намерениям:

1. Немцы, экспедиционный корпус которых в то время пребывал в Финляндии. Ибо большевицкое правительство Ленина было их рук делом. В феврале 1918 г. посол Германии в Стокгольме писал в Берлин, что, как он слышал от некоторых финнов, Маннергейм ставит палки в колеса немцам и шведам, поскольку нагл, тщеславен и любит русских.

2. Финские крайние националисты, рассчитывающие на то, что продолжение беспорядков в России на руку независимой Финляндии.

3. Русские ура-патриоты, не желавшие «орговать завоеваниями Петра Великого», будто бы большевизм являлся в то время лучшей формой управления этими завоеваниями.

Маннергейм же предсказал, что если объединенные армии белых не уничтожат большевизм, то сам он не падет в ближайшее время и еще покажет свою агрессивную сущность в недалеком будущем.

Маннергейм являлся регентом Финляндии в 1918-19 гг. Видя в этом волю Божию и понимая сакральный смысл государственной власти, Маннергейм попросил на сие благословения Лютеранской церкви, что было необычно для Финляндии. Маннергейм приклонил колена перед архиепископом, а тот, возложив руки на его голову, прочел молитву о том, чтобы это ответственное дело послужило славе Божией и счастью отечества.

Весной-летом 1919 г. командующий Северо-западной армией генерал Юденич и Маннергейм, не скрывавший своих русофильских настроений, достигли тайной договоренности о совместных действиях против большевиков. Финский рейхстаг всячески противился подобным действиям, и Маннергейм все более склонялся к решению вопроса посредством государственного переворота. По его замыслу, после захвата Петербург в кратчайшее время должен быть передан русской власти Юденича, который стоял на почве лояльного признания независимости Финляндии, но окончательное решение этого вопроса оставил за Российским учредительным собранием. Адмирал Колчак одобрил этот план, указав на то, что в освободительной армии Маннергейма обязательно должны участвовать русские. Но под давлением столь нелюбимых им «представителей народа», Маннергейм поставил осуществление своего плана в зависимость от президентских выборов, которые он проиграл…

После отставки Маннергейма и крушения армии Юденича финское националистическое правительство изменило в худшую сторону отношение к русским. Но даже в январе 1921 г. генерал П.Н. Краснов предлагал сформировать международный десант для борьбы с большевиками, движение которого на Петроград намечалось на весну 1922 г. С этой целью предлагалось сформировать четыре корпуса: два — из остатков русской белой армии, один — при содействии иностранцев и один — в Финляндии при содействии барона Маннергейма.

Гораздо позже, во время советско-финской воины 1939-40 гг., главнокомандующий вооруженными силами Финляндии Маннергейм, руководствуясь христианским милосердием, прилагал большие усилия для спасения десятков тысяч советских военнопленных от голодной смерти. Часть из них до конца 1941 г. была передана на сельскохозяйственные работы. Хотя СССР не подписал Женевской конвенции 1929 г., в результате личных переговоров Маннергейма с представителями Красного Креста эта организация оказала значительную помощь советским военнопленным. В доме-музее Маннергейма в Хельсинки до сих пор хранятся трогательные и благодарные письма военнопленных, где они писали, что во вражеском плену с ними обращались лучше, чем в своей армии. Здесь же находятся и подарки от них, в том числе — аппликация из барачной соломы — золотой лев на лазурном поле.

Русская белая эмиграция попыталась воспользоваться советско-финской войной для формирования Русской Национальной Армии (РНА) из добровольцев и военнопленных для борьбы с большевиками. В феврале-марте 1940 г. было сформировано 5 отрядов РНА, но в боевых действиях успел принять участие только один. Мало кто знает, что среди белофиннов на Карельском перешейке воевали и белые русские — бывшие офицеры дореволюционной русской армии, оставшиеся в Финляндии и защищавшие теперь свою новую родину, в которой видели небольшую часть старой России. На православном кладбище можно прочесть выписанные финскими буквами русские имена павших белых воинов: Михаил Попков, Лев Неволин, Феодор Шаверин, Михаил Юдин, Алексей Бабицын, Валентин Петров, Василий Петров, Александр Станкевич, Петр Матюшин…

4 августа 1944 г. Маннергейм был избран президентом Финляндии и ушел в отставку 4 марта 1946 г. В то время он отдал первый этаж своего дома людям, лишившимся своих жилищ по причине войны. В 1948 г., незадолго до смерти, Маннергейм с горечью писал: «Если бы народы Европы тридцать лет назад не были бы убаюканы необъяснимым чувством безопасности, а сознательно открыли людям глаза на ту опасность, которую с собой несло распространение большевизма, мир сейчас был бы совсем другим». Ведь тогда его не поняли ни западноевропейские державы, ни «народные представители» в Финляндии. 28 января 1951 г. Маннергейм скончался в Лозанне (Швейцария) и был похоронен в Хельсинки 4 февраля 1951 г. В его доме-музее на почетном месте среди 124 наград хранится алюминиевый солдатский медальон за номером 000001 — медальон первого белого воина, русского генерала и финского маршала Карла Густава Маннергейма.

К.В. Глазков,
«Православная Русь» № 16, 2001
http://pereklichka.livejournal.com/771043.html

Маннергейм, кстати, мог бы спасти Петроград от большевиков при удачном стечении обстоятельств.

Тут явились пособники финнских оккупантов...

О ЗЛОДЕЯНИЯХ ФИНСКО-ФАШИСТСКИХ ЗАХВАТЧИКОВ НА ТЕРРИТОРИИ КАРЕЛО-ФИНСКОЙ ССР

В непримиримой ненависти к советской культуре финны сожгли и разграбили в Петрозаводске Универ­ситет, Научно-исследовательский институт культуры. Публичную библиотеку, Государственную филармонию, Дворец пионеров, театр, музыкальное училище, два педагогических училища, индустриальный техникум, пять школ, девять детских садов, кинотеатр, физио­терапевтическую лечебницу, психоневрологический диспансер, разграбили Государственный музей, взо­рвали и сожгли все мосты и свыше 485 жилых домов, в том числе дом, где жил знаменитый поэт XVIII века Г. Р. Державин, варварски разрушили памятники В. И. Ленину и С. М. Кирову.


Они полностью уничтожили (промышленность го­рода, разрушили железнодорожный узел, сооружения и флот Беломорско-Онежского государственного паро­ходства, все предприятия связи. Перед уходом из Петрозаводска финны взорвали, сожгли и разрушили семь электростанций, три плотины, фидерную под­станцию, трансформаторные киоски, вывезли в Фин­ляндию ценное электрооборудование.

Финские захватчики - взорвали и уничтожили элек­тростанцию, (Плотину, жилой фонд, подсобные пред­приятия старейшего Онежского металлургического и машиностроительного завода, хозяйство которого со­здавалось на протяжении столетий и особенно за годы советской власти. При этом захватчики вывезли в Фин­ляндию оборудование всех 20 цехов завода.

Финны разрушили в Петрозаводске крупнейшую в Советском Союзе лыжную фабрику, выпускавшую до войны в год свыше 500 тысяч лыж первоклассного качества, сожгли лесопильные заводы, уничтожили холодильник, типографию, ликероводочный и пиво­варенный заводы, хлебозаводы, взорвали надворные сооружения и цехи судостроительного завода.

В оккупированных районах Карело-Финской ССР фашистские захватчики уничтожили все механизиро­ванные предприятия и сооружения лесозаготовок и лесосплава, сожгли четыре лесопильных завода и ме­бельную фабрику, Кондопожский целлюлозный завод, взорвали водосброс на Кондопожской государствен­ной электростанции, электростанцию в Медвежьегорске, Повенецкий судоремонтный и Кондоложский пегматитовый заводы и много других предприятий. Крупнейшие разрушения финские оккупанты причи­нили сооружениям Беломороко-Балтийского канала имени Сталина: взорвали семь шлюзовых ворот, ава­рийные ворота, эстакадные стенки камер шлюзов, плотины, дамбы, водоспуски, бетонные устои. Такие же разрушения финские погромщики произвели во всех городах и большинстве сел Карело-Финской ССР.

Финские захватчики пытались превратить мирных советских граждан в своих рабов

Сразу же после вторжения в Карело-Финскую ССР фашистские захватчики объявили советских людей пленными и заключили их в специальные концентра­ционные лагеря.

В городе Петрозаводске было организовано шесть таких лагерей, в которых содержалось до 25 тысяч человек — женщин, детей и стариков. Концентрацион­ные лагери для мирных граждан были организованы также в Медвежьегорске, близ города Олонец, в сов­хозе Ильинском и других местах Карело-Финской ССР. Во всех лагерях финнами был установлен для заключенных жесточайший режим издевательств, из­нурительных непосильных работ, пыток и насилий.

Территория лагерей была обнесена высоким забо­ром и колючей проволокой. С 7 часов утра «пленни­ков», не считаясь ни с полом, ни с возрастом, ни с со­стоянием здоровья, под конвоем выгоняли на тяжелые, изнурительные работы. «Пленным» советским гражданам в лагерях в качестве питания выдавали в день 100—200 граммов недоброкачественного хлеба у и нерегулярно — по 200 граммов мороженого картофеля или гнилую колбасу из конского мяса. Охрана лагерей, которую возглавлял полковник Рольф Шильд, истязала поголовно всех советских людей, заключен­ных в лагери. Финские рабовладельцы избивали за­ключенных за невыполнение норм выработки, за не­правильную укладку дров в поленницы, за недостаточ­ную почтительность к чинам охраны, били и истязали без всяких поводов. Одной из мер наказания было также лишение пайка на двое-трое суток и заключе­ние в карцер.

«Пленных» мирных советских людей финские палачи подвергали невероятным истязаниям и пыткам. Один из жителей Петрозаводска, давший свои показания Следственной комиссии, Новиков Б. И. был очевидцем того, как в лагере № 2 финны отобрал 30 человек, как якобы военнопленных. Их увезли на улицу Льва Толстого, где подвергли мучительным истязаниям. «Пленным» жгли пятки каленым железом, били резиновыми палками, затем 15 человек из них расстреляли. Остальные 15 человек через 25 cуток были возвращены в лагерь № 2. Пленный финский солдат 1-й роты 2-го батальона, бригады самокатчиков бронетанковой дивизии Лагуса Вилхо Куркила показал: «Когда мы вошли осенью 1941 года: в город Петрозаводск, то населения там не нашли, все оно разбежалось по окрестностям. Финские власти издали приказ, которым предлагали населению под угрозой расстрела немедленно вернуться в город. Были созданы отряды для поимки населения и воз­вращения его обратно в Петрозаводск. Население та­ким образом собрали и загнали в лагеря. Один лагерь был создан в Кукковке, другой — в местечке под на­званием «Дорога в Соломенчуги», третий находился за радиомачтой. Всех, и старых и молодых, под кон­воем гоняли на тяжелые работы. На людей было страшно смотреть — до тогo у них был несчастный и забитый вид. Очень многие не выдерживали и уми­рали. В то время когда жители находились в лаге­рях, мы, финские солдаты, очень хорошо пожили как в самом Петрозаводске, так и в окрестных деревнях. В домах оставалось все имущество местного населе­ния и много продуктов. Все это добро было объ­явлено безнадзорным, и, разумеется, мы не зевали, брали все, что нам казалось подходящим. Много добра мы отправили родственникам в Финляндию, но особенно отличались в этих делах солдаты 3-й роты нашего батальона, да и другие не отставали от них».

Финны истязали в лагерях не только взрослых, но и детей, которые также считались «пленными». Плен­ный финский солдат 13-й роты 20-й пехотной бригады Тойво Арвид Лайне показал: «В первых числах июня 1944 года я был в Петрозаводске. На станции Петро­заводск я видел лагерь для советских людей. В лагере помещались дети от 5 до 15 лет. На детей было жутко смотреть. Это были маленькие живые скелеты, одетые в невообразимое тряпье. Дети были так измучены, что разучились плакать и на все смотрели безразличными глазами».

«Пленных» детей финские рабовладельцы наравне со взрослыми заставляли выполнять непосильную работу. Финский солдат Суло Иоганнес Ахо из 2-го

отдельного батальона береговой обороны был очевидцем, как «в течение лета 1943 года было согнано свыше 200 человек, главным образом подростков, из ближайших деревень на строительство дороги в районе Толвуя и пристани Шитики. Все эти люди работали под охраной финских солдат как заключенные».

В результате голода и массовых эпидемических заболеваний во всех концлагерях была исключительно высокая смертность: ежедневно умирали десятки лю­дей, трупы которых свозились на кладбище по 2—3 раза за неделю. Вот что рассказали об этом оче­видцы. Очевидец Коломенский Алексей Прокофьевич, находившийся в 5-м петрозаводском лагере с 1 де­кабря 1941 года по 28 июня 1944 года, сообщил: «Работая возчиком, я вывозил из лагеря умерших на кладбище «Пески», расположенное в 5 километрах от города Петрозаводска. Умерших вывозили во втор­ник, четверг и субботу каждую неделю. По моим записям в мае 1942 года умерло 170 человек, в июне — 171, в июле—164, в августе—152. Всего с мая по 31 декабря 1942 года умерло в нашем лагере 1014 человек. В начале 1942 года в этом лагере было около 7,5 тысяч человек, а к моменту освобождения Красной Армией осталось 4,5 тысячи».

В Комиссию поступило письмо бывших заключен­ных в петрозаводских концлагерях, в котором они пишут: «Почти 3 года мы были оцеплены двойной колючей проволокой, окружены тюремными вышкам и охранялись вооруженным конвоем. Нас морили голодом, избивали нагайками за малейшую провинность. Особенно зверствовали в лагере № 2 комендант лейтенант Салаваара, а также комендант лагеря Вилье Лаакконен... Для «правонарушителей», состоявших пре­имущественно из детей, молодежи и женщин, созданы были лагеря специального назначения в Кутижме, Вилге, Киндасове, по своим условиям не уступавшие средневековым казематам. Здесь советских людей морили голодом, выгоняли на лесные работы зимой в рваных резиновых галошах на босую ногу. Здесь население лагерей питалось мышами, лягушками, дох­лыми собаками. Здесь умирали тысячи пленных от кровавого поноса, тифозной горячки, от воспаления легких — без всякой врачебной помощи. Врач-зверь Колехмайнен вместо лечения бил больных палками и кулаками, выгонял сыпнотифозных на мороз ...» Под этим письмом подписалось 146 советских граждан — бывших заключенных в петрозаводских концентрационных лагерях.

О нечеловеческой жестокости финских негодяев в отношении к советским мирным гражданам, заключенным в концентрационные лагери, свидетельствует
такой далеко не единичный факт. В руки Комиссии попало письмо бывшего студента университета в Хельсинки рядового 7-го пограничного егерского батальона Салминен, который в этом письме писал буквально следующее: «Вчера расстреляли двух русских, отказавшихся приветствовать нас. Уж мы покажем этим
русским!»

В результате каторжного режима, болезней, пыток и расстрелов в петрозаводских лагерях истреблено свыше 7 тысяч советских граждан.http://www.open-karelia.ru/voina/302-o-zlodeyaniyah-finsko-fashistskih-zahvatchikov-na-territorii-karelo-finskoy-ssr.html

После того как СССР пытался оккупировать Финляндию и убивал финских солдат, такое поведение неудивительно. И почему-то уверен, что в этой эмоциональной статье правда смешана с ложью.

Финны проявили чёрную неблагодарность к России, которая позволила им быть независимыми. И поплатились за свои авнтюрные планы "великой Финляндии".

Какую неблагодарность? Не дали себя завоевать мирным советским танкам?

Маннергейм спасал свою страну, в которой до сих пор главная достопримечательность столицы - русский православный храм, с коим на площади стоит рядом памятник Александру II.

Как насчёт зачистки русских белоэмигрантов в Выборге в 1918 г.?

Не фартануло.

Я не против. Пора красных признать преступниками и покончить с этим. Мне Маннергейм милее чем коммунисты. Пора признать по итогам Второй Мировой наличие Гражданской войны.

Этот храм давно лютеранский!
Террор против русских в Финляндии начался сразу после революции. Объектом террора стали русские солдаты и офицеры, которые просто стояли в Финляндии.

В Великом княжестве, бывшем до этого одной из самых лояльных императору частей Российской Империи, начинаются беспорядки, саботаж царских указов, получает развитие сепаратизм и национализм. Там находят убежище и поддержку многие русские революционные организации, финские «активисты» (так в Финляндии называли сторонников борьбы с Россией) готовят подпольные вооруженные отряды, и устраивают покушения на российских чиновников[6]. В годы русско-японской войны лидеры финских сепаратистов пытались наладить контакты с Японией[7], а в Первую Мировую войну – с Германией, на стороне которой даже воевал егерский батальон, набранный из числа финских добровольцев[8]. И хотя некоторые подпольные организации специально подчеркивали, что их целью является возбуждение среди финнов ненависти не к русскому народу, а к русским властям[9], для многих активистов эти понятия слились воедино. Таким образом, противостояние финнов с царским правительством оказало весьма серьезное влияние и на отношение финнов к русским даже после обретения Финляндией независимости. Именно с этого момента (а точнее – с начала финской Гражданской войны в январе 1918 года) русофобия в Финляндии (точнее в Белой ее части) принимает наиболее радикальные формы. Причину такого положения дел весьма четко сформулировал финский историк О. Каремаа: «Во время гражданской войны в Финляндии за разжигаемой русофобией, как представляется, стояло желание белых сделать русских козлами отпущения за все жестокости и тем самым обосновать собственные идеи»[10], «по психологическим причинам жестокую правду о братоубийственной войне пытались замаскировать якобы идеологической борьбой в защиту западной культуры от русских, объявленных заклятыми врагами… без внешнего врага поднять массы на войну было бы сложно»[11]. Иными словами, белым в Финляндии требовалась какая-то внешняя угроза, чтобы отвлечь собственное население от тех глубоких политических и социально-экономических проблем, которые привели финское общество к расколу и войне. И такой угрозой была объявлена Советская Россия и в частности — русские войска, которые еще не были выведены с территории Финляндии после получения ей независимости, а в общественное сознание финнов начала активно внедряться мифологема «освободительной войны» против России, которая должна была подменить собой реальную гражданскую войну, хотя в действительности русские войска не несли никакой угрозы финской независимости, а вся помощь РСФСР красным финнам свелась к тайным поставкам оружия и идеологической поддержке. В итоге ненависть к русским в этот период вылилась в Финляндии в открытые этнические чистки. Русские подвергались уничтожению безотносительно того, служили ли они добровольцами в Красной гвардии, или были сочувствовавшими белым гражданскими лицами. В Таммерфорсе после его взятия белыми 6 апреля 1918 г. было уничтожено около 200 русских, в том числе белых офицеров[12], число казненных русских в Выборге 26–27 апреля оценивается в 1000 человек[13 ] (абсолютное большинство которых не принимало никакого участия в гражданской войне), в том числе женщин и детей.

С окончанием гражданской войны физическое уничтожение русских в Финляндии прекратилось, но желание финского правительства избавиться от русского населения и беженцев никуда не исчезло. Еще в апреле 1918 года финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны-лета около 20 000 русских оказались выдворены из страны[25]. Впрочем, вскоре финны отказались от подобной практики и предоставили российским беженцам возможность попасть в страну. Обосновывалось это соображениями формирования благоприятного международного имиджа Финляндии. О. Стенруут, руководивший на тот момент финским МИД, полагал, что терпимая к беженцам политика Финляндии укрепила бы ее независимый статус и освободила от германской зависимости. Того же мнения придерживался и пограничный комендант Рантакари, считавший, что отказ в приеме беженцев принес бы Финляндии «ненависть всего цивилизованного мира»[26]. Однако параллельно с подобными решениями в стране нагнеталась межнациональная напряженность. Основными проводниками русофобии в финском обществе стали бывшие егеря, Аграрный Союз, получивший 42 места в парламенте в 1919 году и ставший второй по величине партией, щюцкор и созданное в 1922 году Академическое карельское общество (АКС). Причем разжигаемая этими организациями ненависть носила, с точки зрения ее членов, созидательный характер, являясь неотъемлемым элементом конструирования финской национальной идентичности. По их мнению, единства финской нации возможно было достичь только через разжигание ненависти ко всему русскому. «Если нам это удастся,— полагал председатель АКС Элмо Кайла,— тогда уж не за горами то время, как нацию нашу будет вести одна мысль, сильная, всепобеждающая, когда воплотится в жизнь поговорка мужей Хярмя «о рюсся можно говорить, лишь скрежеща зубами». Тогда Финляндия станет свободной»[27]. Весьма символичную в этом смысле медаль для членов АКС разработал один из его идеологов священник Элиас Семойоки: одна ее сторона олицетворяла любовь к Финляндии, другая – ненависть к России[28]. В результате в Финляндии проводилась систематическая политика возбуждения национальной вражды в отношении русских. Еще в 1920 г. упоминавшийся выше Э. Кайла составил «инструкции и программу распространения «рюссафобии» (от слова «рюсся» — презрительного именования русских), которые были разосланы окружным начальникам щюцкора, «активистам» и егерским офицерам. Получателям следовало организовать в своих коллективах распространение русофобии и назначить ответственных за это лиц. В деревнях к этой работе следовало привлекать местных глав щюцкора и учителей[29]. Массированная антирусская компания проводилась в финской прессе, где зачастую даже звучали призывы к уничтожению русских. В марте 1923 года в газете «Юлиоппиласлехти» вышла статья «Рюссафобия», в которой утверждалось, что «если мы любим свою страну, нам нужно учиться ненавидеть ее врагов… Поэтому во имя нашей чести и свободы пусть звучит наш девиз: Ненависть и любовь! Смерть «рюссам», будь они хоть красные, хоть белые»[30]. В том же году АКС тиражом в 10 тыс. экземпляров выпустила брошюру «Проснись, Суоми!», содержавшую похожие идеи: «Что же хорошее к нам когда-либо приходило из России? Ничего! Смерть и уничтожение, чума и русское зловоние тянулись оттуда… Россия всегда была и навсегда останется врагом человечества и гуманного развития. Была ли когда-либо польза от существования русского народа для человечества? Нет! А его исчезновение с лица земли было бы человечеству, наоборот, великим счастьем»[31]. Не менее радикально была настроена и щюцкоровская газета «Suojeluskuntalaisen», которая провела в 1921 г. среди своих читателей конкурс на лучшую пословицу о русских, победителем в котором стал читатель, предложивший такой вариант: «Какое животное более всего походит на человека? Это «рюсса». Из-за большой популярности конкурса был проведен и второй тур, в котором лучшей стала пословица: «Побей по спине – избавишься от кашля, убей – и избавишься от «рюссы»[32] Впрочем, подобные газетные выпады не будут выглядеть слишком вопиющими, если учесть, что в этот период даже финские чиновники в официальных отчетах допускали сравнения русских с животными[33].

Одновременно с этим цензуре подверглась школьная программа, из которой были убраны упоминания о русских в положительном ключе[34]. Чистки проходили и в финской армии, которую националисты стремились избавить от всяких следов «русскости». В первую очередь, безусловно, из армии увольнялись русские офицеры. Так, например, в сентябре 1919 года в отставку были спешно отправлены все русские летчики, готовившие пилотов для финских ВВС[35]. Вслед за ними пришла очередь и финских офицеров, служивших в царской армии. В 1920 году со страниц газеты «Илкка» их увольнения потребовал лидер Аграрного союза С. Алкио[36]. Не менее активно против служивших в России финнов выступали и офицеры-егеря. В 1924 году они даже пригрозили коллективной отставкой, если из армии не будут уволены бывшие царские офицеры[37]. В итоге число офицеров, получивших подготовку в России, в финской армии постоянно снижалось на протяжении 20-30-х годов, а все ключевые должности занимали финны, служившие в германской армии.

http://eto-fake.livejournal.com/209631.html

Ну да. Пусть лучше всех русских истребить, лишь бы навредить "красным".

В Финляндии не было порядка даже в царские времена. Русские даже тогда там были людьми второго сорта. Это даже Столыпин признавал. Жаль товарищ Сталин побольше не врезал этим финикам.

Логично, что лютеранский, православных в Хельсинки мало. Для православных сохранился другой собор, тоже в центре Хельсинки, до сих пор действует.

И какова роль Маннергейма в этой финской русофобии? Его дело было воевать и страну спасать, кто там про рюссю писал - другой вопрос.

Цензура. А.Р.
Человек восторгается гитлеролюбивым ублюдком убивавшем русских офицеров, так кто он после этого?