Павел стоял у памятника Пушкину всего двадцать минут, но уже начал волноваться, почему она не приходит. Они были знакомы всего пару дней, и ему казалось, что он ей нравится, но кто ведает тайные помыслы переменчивого сердца девятнадцатилетней девушки? Глянув снова на часы, нервничая, Павел достал сигарету из немного помятой пачки и закурил. В прохладной тени деревьев, окружавших памятник, было легче переносить зной палящего июньского солнца, но от жара волнения прохлада не спасала. Павел глядел на прогуливающихся: здесь были и совсем юные парочки, и уже семейные, с детьми, и трогательные старички, едва передвигавшиеся под ручку, и так нелепо выглядел он на фоне всей этой супружеско-любовной идиллии, так не соответствовал своей одинокой фигурой этой гармоничной картине всеобщего счастья, что внезапно ощутил кратковременный приступ гнева - ко всем этим счастливцам, к опаздывавшей на свидание девушке, к самому себе, угодившему в ловушку женского очарования. В голове появились тревожные мысли: что если с ней что-то случилось? Павел гнал их от себя, намереваясь набрать номер Лены, если она не явится в течение еще десяти минут.
Они познакомились на студенческой вечеринке в честь завершения учебного года, Павел кончил третий курс журфака, а Лена - второй курс филологии. Он с друзьями-однокурсниками подошел познакомиться с компанией девушек, среди которых сразу узнал ту, которую, как ему казалось, он искал всю свою недолгую жизнь: взгляд её синих глаз мгновенно пленил его, а правильные черты прекрасного лица придавали её виду еще больше одухотворенности и благородства. Они живо нашли общий язык - у Елены и Павла была общая страсть к литературе "серебряного века"; в то время как их друзья танцевали и веселились, они, в уединении от всех, сидя за столиком и выпивая вино, весь вечер увлечённо обсуждали символизм и футуризм, спорили о самостоятельности акмеизма как направления, зачитывали друг другу любимые стихи Бальмонта, Блока, Брюсова, Гумилёва. Павел чувствовал себя не то светочем литературного салона в дореволюционном Петербурге, не то средневековым менестрелем в саду с благоухающими розами. Вино, девушка и интересный разговор пьянили его, и он решился пригласить Елену на свидание, на что она радостно согласилась. И вот в назначенный день с пёстрым букетом в руке Павел стоял у памятника Пушкину в тени раскидистых кленов, с трепетом в сердце ожидая той волнительной минуты, когда явится она - его Елена.
- Сынок! - услышал Павел слабый старческий голос. Пред его взором всплыл грязный нищий, и волшебный образ возлюбленной рассеялся мгновенно словно туман летним утром. Нищий был стариком лет семидесяти, с седою бородой, с прозрачными серыми глазами, согбенный и весь будто бы съежившийся от смущения. На нем был старый выцветший пиджак, когда-нибудь тридцать или сорок лет назад считавшийся модным, помятая бежевая рубашка, изношенные серые брюки и стоптанные до дыр черные ботинки. Пятна и заплаты в разных частях одежды свидетельствовали о том, что старик, видимо, и ночью не снимал своего ветхого рубища. Хотя его вид и выдавал в нем бездомного бродягу, тем не менее это был не опустившийся пьяница и отброс общества, коих массу можно встретить около мусорных бачков и линий теплотрасс, напротив, что-то в его позе, лице, в его ясном и умудрённом взоре указывало на то, что несчастный скорее всего стал жертвой обстоятельств и мошенничества своих ближних. Он вызывал жалость, но не выглядел жалким, сохраняя в душе остаток человеческого достоинства.
- Сынок, - повторил нищий. - Помоги, дай на хлеб ради Христа.
Павел сначала оторопел от неожиданности, но через секунду пробормотал:
- Да, сейчас, - и принялся торопливо шарить в карманах и бумажнике в поисках мелочи. К сожалению, в его карманах не завалялось даже жалкого железного пятака, а в кошельке были только крупные купюры - шестьсот рублей, предназначенные для свидания, и на эти деньги он рассчитывал посидеть с Леной в уютном недорогом кафе неподалеку. Он мог дать старику сто рублей, но как он будет выглядеть в глазах своей возлюбленной, если ему вдруг не хватит как раз этих несчастных ста рублей? Какой будет позор, если он не сможет купить ей лишнюю порцию мороженого или шоколадного десерта, как он возненавидит себя и свою бедность, если не доставит своей единственной эту маленькую, эту ничтожную радость? Вечер окажется безнадёжно испорчен, а всё впечатление от такого "свидания" будет гадким, пренеприятнейшим! Павел невольно ощутил внутри тот холодок отчуждения, который неизбежно пробежит между ними, если прекрасный романтический вечер будет испорчен нехваткой денег, нехваткой этих ста рублей, и ещё сильнее сжал их в руке. Он снова взглянул на старика. Его благообразная кроткая наружность, его исхудалое бледное лицо, его глубокие глаза, полные светлой надежды, что-то зашевелили внутри, словно бы растолкали спящего, и зажёгшийся в душе огонёк сострадания как бы прояснил мысли Павла, привёл его к пониманию, что эти деньги нужно отдать старику, отдать скорее, потому что он должен так сделать, потому что так правильно, потому что эти деньги, возможно, спасут ему жизнь. Но Елена не давала ему покоя, ему казалось, что расставшись с деньгами, он расстанется и с нею, и всё колебался, а с другой стороны был старик, и хоть Павел отвёл от него свой взор, огонёк всё не угасал, продолжая жечь и не давая прогнать нищего.
- Паша! - прозвучал самый звонкий и чарующий из всех девичьих голосов на свете. По аллее в направлении памятника Пушкину шла Лена, улыбаясь и кокетливо помахивая ручкой.
- Лена! - обрадованно воскликнул Павел, и поспешил ей навстречу.
- Заждался?
- Нет, конечно. Что мне эти полчаса, когда такую девушку можно ждать вечно?
Елена рассмеялась комплименту.
- А что за бомж к тебе пристал?
- Не знаю, хотел на выпивку поклянчить, наверно. Слушай, знаешь, тут кафе есть недалеко? Пойдём туда?
- Пошли!
Влюблённые обнялись, и пошли по аллее, влившись в нескончаемый поток прогуливающихся парочек. Огонёк в душе Павла замерцал напоследок и, наконец, полностью угас.
http://romantic1984.livejournal.com/2017.html
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
