Алексей Пушкарёв писал(а):
Я только не совсем понимаю, почему армия Юденича не взгрела не слишком доброжелательных эстонских товарищей?
ЗАБЫТАЯ АРМИЯ
Грабеж могил как профессия
Нарва - город, обращенный в прошлое. На сорок тысяч населения здесь приходится десяток кладбищ с братскими могилами солдат разных эпох и народов, погибших в сражениях за эту древнюю приграничную крепость. Рядом лежат ливонские рыцари и стрельцы Ивана Грозного, "каролинцы" Карла XII и петровские преображенцы, воины 92-го печерского полка и солдаты германского рейхсвера Первой мировой, эстонские добровольцы периода борьбы республики за независимость и красногвардейцы, эсэсовцы и балтийцы-десантники, штурмовавшие Нарву в сорок четвертом. Полоска глинистой земли на высоком берегу Наровы за века так пропиталась кровью, что прогулка вдоль воды невольно вызывает в памяти легендарный греческий Стикс - реку мертвых, а одинокий рыбак на фарватере, ставящий мережи на миногу, кажется перевозчиком Хароном, лишь на время отвлекшимся от своего основного занятия. Идешь, и стараешься не наступать на красные листья осин, запятнавшие землю точно кровью. Я человек не слишком впечатлительный, но рассказы местных жителей об изучении родной земли, преимущественно в глубину, могут поразить кого угодно. Тот нашел в торфе останки советского летчика (так хорошо сохранился, понимаешь, точно вчера убили!), у этого в гараже - пластиковые пакеты с костями двух десятков десантников, третий угощает "подземным" табачком, вынутым на прошлой неделе из кармана убитого шесть десятков лет назад эсэсовца. Семидисятипроцентная безработица при пособии в 600 крон в месяц (около 1200 рублей) заставила активную часть мужского населения Нарвы взять в руки щупы, лопаты и металлодетекторы, купленные вскладчину, и двинуться в окрестности города вскрывать богатые на историю земляные пласты. Ищут военный металл, который сдают во вторсырье - особено ценятся латунь артиллерийских гильз и авиационный аллюминий - и немецкие кости времен Второй мировой (за останки своего солдата Германия платит 200 крон). С остальными бесполезными костями поступают как кому совесть подскажет. Кладбища, и без того изуродованные, также представляют объект хозяйственного интереса. Если в советское время кресты и плиты над могилами "не тех солдат" в Нарве уничтожались из идеологических соображений, то сейчас в дело вступила совершенно аполитичная народная хозяйственная инициатива. Тащут все, что влезает в багажник машины и поддается лому. "О чем говорить, если мои земляки совсем недавно свернули и унесли на огороды восемьдесят шесть плиток с памятника советским солдатам, павшим в боях за Нарву в 1944-м году", - комментирует поход нарвитян по местам боевой славы Андрес Вальме, председатель Эстонского военного мемориала. Заметим, что в этом приграничном городе живут почти исключительно переселенцы из бывшего Советского Союза - потомки солдат, освобождавших страну от гитлеровцев. По словам моего собеседника, того жалкого бюджета, что Москва выделяет российскому генконсульству в Нарве на поддержание в порядке советских воинских захоронений на северо-востоке республики, едва хватает на окраску нескольких традиционных монументов - танков Т-34, еще не сброшенных таллинскими властями с пьедесталов. Последствия вандализма хозяйственных потомков поколения победителей устраняют энтузиасты и городские власти.
Через кладбища - к жизни
На этом мрачном фоне тем более удивительным кажется событие, которое привело меня в Нарву: открытие после реставрации мемориального кладбища воинам Северо-Западной Армии генерала Юденича, умершим от ран и болезней в 1919-20 годах. "Северозападники" - самые уязвимые из всех, лежащих в эстонской земле. На защите кладбищ красногвардейцев, петровских и советских солдат стоит Россия, кроме того, все же какие-то моральные барьеры остались и у местных "русскоязычных", Швеция следит за могилами воинов короля Карла XII, Эстония - за своими солдатами, сражавшимися в войне за независимость 1918-20 годов и во Вторую мировую, в составе войск СС. Немецкое военное кладбище "прикрывают" Германия и эстонские власти, лишь белогвардейцы до последнего времени были никому не нужны. Более десяти братских могил воинов-северозападников, разбросанных по Эстонии, в советское время были практически уничтожены. Кресты снесены, плиты растащены или зарыты бульдозерами в землю. Проигравшие в гражданской войне должны были оставить о себе память только в советских учебниках истории как "наймиты Антанты и мирового капитала". Россия уже двенадцать лет назад сменила красный флаг на трехцветный, под которым сражались белогвардейцы, а их главный лозунг о созыве Учредительного собрания был воплощен в чуть измененной форме в 1991 году, однако пантеон героев остался прежним. Народ рассказывает анекдоты о Чапае, в кабинетах сотрудников ФСБ висят портреты Дзержинского, а со стен аудиторий военных училищ и академий смотрит бравый Буденный. Недавняя попытка примирения, установка в военно-морском училище в Питере мемориальной доски адмиралу Колчаку (не как Верховному правителю России, а как известному ученому) окончилась очередным поражением "беляков". Так что о патронаже российских загранучреждений над братскими могилами соотечественников, воевавших в составе белых армий, и сегодня говорить не приходится. - Мы составили целую программу постепенного восстановления мемориальных кладбищ Нарвы, и место захоронения трех с половиной тысяч "северозападников" стало первым на очереди. Городские власти дали около 20 тысяч долларов на расчистку дорожки и приведение части территории в порядок. Теперь сюда хотя бы можно подойти, кладбище перестало быть анонимным, - рассказывает Андрес Вальме. Этому выпускнику таллинского военно-политического училища, бывшему капитану Советской Армии, ставшему нарвским бизнесменом, удалось убедить отцов города, что люмпенизированный регион, пораженный наркоманией и безработицей, может выздороветь, если людей научат уважительно относиться к прошлому. Заросшие городские кладбища со свежими ямами искателей сокровищ и могильные холмы, из которых, точно обломки выбитых зубов, торчат черенки снесенных в советское время чугунных крестов, создают почти революционное ощущение вседозволенности:"Бога нет, памяти нет, круши все подряд!" Едем на кладбище. Щит-указатель, посыпанная гравием дорожка и расчищенное пространство вокруг креста, поставленного несколько лет назад на частные пожертвования взамен вырванного по указанию Москвы в 1940 году (после присоединения Эстонии к Советскому Союзу) - вот и все, что пока удалось сделать. Остальное пространство поросло деревьями, кустами, бурьяном. Из земли косо торчит вывернутая плита с выбитым текстом: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих. Прапорщик...родился 18 апреля 1897 года в Царском Селе. Скончался 13 февраля 1920 года в Нарве". Как звали офицера уже не узнать. Там, где когда-то были написаны его имя и фамилия, гранит сколот. То ли осколок последней войны вторично убил прапорщика, то ли старательно лупил ломом по беззащитному "беляку", которого нечаянно вытолкнула земля, советский активист. Вероятнее последнее. В 1968 году, к пятидесятилетию установления Советской власти в Эстонии, было решено стереть всякие следы белогвардейских могил. Прежде существовало одно препятствие: в 1918 году, в короткий период существования в Нарве Эстляндской коммуны, здесь похоронили солдат Вильяндиского полка Красной Гвардии, а два года спустя, после разгрома и интернирования в Эстонии армии Юденича, сюда же свезли останки трех с половиной тысяч северозападников. Бышие враги десятилетия мирно лежали рядом, защищая друг друга от посмертного надругательства. Эстонские власти в 1920-40 годах не решались трогать "большевиков", поскольку могли ненароком зацепить кости борцов с красными, а в советское время из-за тех же опасений было опасно стереть с лица земли память о белых. Однако в юбилейный 68-й год было принято волевое решение. Бульдозером выкопали часть останков и перевезли их в другой конец Нарвы, к открытому памятнику красногвардейцам. Было объявлено, что красных от белых отделили. Затем тот же бульдозер прошелся по плитам и неизвестным могилам, превратив кладбище в ровный пустырь. То, что пионеры могли стоять в почетном карауле у костей офицеров Юденича, объявленных красными героями, а потомки белых украдкой приносили цветы на место, где бульдозер вкопал кости эстонских комиссаров, ни Москву, ни Таллин не волновало. Мертвые должны были служить делу живых.
Рабоче-крестьянская белая армия
Среди гостей, приглашенных на открытие мемориального кладбища, в Нарву приехал митрополит Таллинский Корнилий, имеющий личное отношение к северозападникам. Его отец был полковником армии Юденича. - Людей, лежащих здесь, сейчас нельзя даже назвать воинами, потому что они умерли не воинами, а умерли от эпидемий, тифа, болезней, от истощения, голода - смерть их страшная была, - рассказал Корнилий на пресс-конференции. - Не знаю как в Нарве, а у нас в Таллине два кладбища было северозападников, в советское время их сравняли с землей, а вот до войны совершались ежегодные панихиды, было много народа, на кладбище в Копли даже стояла часовня, крестный ход был, мой отец приводил меня на это кладбище, некоторые могилы показывал, имена ему были известны этих людей. Было очень трогательно. Запомнилась одна могила, с металлическим венком. Там стояла коробка, где лежали какие-то реликвии, шпоры, например. Офицер, там похороненный, служил кавалеристом, поэтому и шпоры были, и никто их не украл оттуда. Отношение совсем другое было. В наше время они бы и одного дня не пролежали". По мнению митрополита, история похода Юденича и последующая судьба его армии - если не белое, то серое пятно в истории России и Эстонии. Общая стезя есть, сохранились отдельные воспоминания, но нет многоголосья, из которого, как из кусочков мозаики, складывается полнокровная картина. Большинство участников тех событий с белой стороны замкнулось, почти ничего не рассказывая младшему поколению. Отец митрополита не был в этом отношении исключением. Прадед петербуржца Игоря Иванова служил в армии Юденича рядовым, но мой собеседник узнал об этом лишь в начале 90-х, после распада Советского Союза: "Мне рассказал о прадеде мой дед накануне своей смерти. Старшие боялись репрессий, поэтому молчали. К сожалению, и дед знал крайне мало. Прадед был из псковских крестьян, зажиточный - в хозяйстве было восемь коров, две лошади. Когда в 1919 году в село пришли белые, ему было за тридцать, но и он, и многие соседи записались к ним добровольцами, уже испытали, что значит власть большевиков. Вообще, армия Юденича состояла преимущественно из простых людей - крестьян, рыбаков. Это была одна из тайн советской власти. После разгрома прадед вернулся в село, скрывался несколько месяцев на чердаке своего дома. В начале 20-х на него послали донос, что он "враг, кулак и негодяй" - теща, как оказалось, написала. Пришли забирать, но вся деревня, сорок дворов, написала бумагу, что он хороший человек, никого не обижал. Как-то обошлось. Еще знаю, с передачи деда, что прадед говорил : "Если бы не Эстония - разгрома бы не было".
Генерал Родзянко - отец эстонской независимости
Сначала был Северный корпус генерала Родзянко. В 1918 году его сформировали из добровольцев в Пскове, на оккупированной немцами территории. "Республиканцы, за "учредиловку", - цедили сквозь зубы в правых кругах, - необходимо воздержаться от участия в борьбе, ибо верные понадобятся законному Монарху". "Палачи...в стан нагайки и черной сотни!" - рычали эсеры и большевики. У нас в Армии, как и в Сечи Запорожской, не спрашивали : "Како веруешь", - надо было только любить Россию и верить в нее нерушимо, а кто ты, монархист, республиканец, кадет или демократ - не все ли равно... Да и до политических ли партий, до споров ли, когда идут умирать". "Конечно, не понимание в полном объеме событий, не углубление в философию истории, пожалуй, даже не разум - двинул почти одинокого юнкера на борьбу со взбесившимся народом. То было нечто более сильное... То было чувство глубочайшего возмущения - позорным крахом нации, дезертирством армии, преступной подлости демагогов, звериной жестокости пришедшего хама"... Эти голоса из прошлого, сохранившиеся в машинописной, изданной всего в 165 экземплярах памятной книге участников Белого движения "50 лет верности России", могут дать некоторое представление о составе Северного корпуса и чувствах пришедших в него добровольцев. Там были представители всех слоев общества - крестьяне, рабочие, чудские староверы, псковские рыбаки, гвардейские офицеры, студенты, мелкие чиновники, кадеты и юнкера. Они ощущали себя частью народа, и вместе с тем знали, что идут против большинства. Это сознание накладывало на них отпечаток обреченности и жертвенности. С таким чувством трудно победить, но зато можно красиво умереть. Недаром форму многих добровольцев украшали черепа со скрещенными костями - знак готовности к гибели. Северный корпус готовился освобождать от большевиков Петроград. Но сначала пришлось защищать Эстонию. В ноябре 1918 года в Германии вспыхнула революция, немецкие части на северо-западе России и в Прибалтике стали разлагаться, и большевистское правительство, отменив Брест-Литовский мир, отдало приказ Красной Армии перейти в наступление. К началу 1919 года Красная Армия захватила почти всю Эстонию, подойдя к Таллину на 30 километров. Еще один удар, и над Таллином взвился бы красный флаг. Однако вскоре произошел перелом. Современная эстонская историография так же лукава, как и советская. Героем освободительной борьбы назван эстонский генерал Лайдонер, а в списке частей и отрядов, отбросивших в начале 1919 года Красную Армию за реку Нарову, приведенном в учебнике "История Эстонии" для средней школы, упоминается кто угодно, вплоть до дружинников из спортивного общества "Калев", но только не солдаты Северного корпуса, принявшего на себя основную тяжесть боев и участвовавшего в штурме Нарвы. Однако в те месяцы совместная борьба с большевизмом заставила Эстонию признать исключительно важным сотрудничество с белым движением для собственного национального выживания. Эстонское правительство согласилось помочь Северному корпусу, разворачивавшемуся в армию, в готовящемся наступлении на Петроград. Верховный правитель России адмирал Колчак назначил командующим Северо-Западной армией генерала от инфантерии Юденича, героя русско-японской и Великой, как называли тогда Первую мировую, войн. Юденич прибыл в Нарву из Финляндии в конце июля 1919 года, где он до этого тщетно уговаривал своего знакомого по Академии Генштаба Маннергейма, бывшего тогда правителем Финляндии, поддержать наступление на Петроград из этой страны. Расстояние от границы на Карельском перешейке до Петрограда составляло всего 32 километра, почти в три раза меньше, чем от Нарвы. "Генерал Юденич с января 1919 года большую часть времени проводил в Хельсинки, в бесполезных попытках добиться разрешения на использование Карельского перешейка для нападения на Петербург. Финская сторона принципиально отказывалась даже обсуждать этот вопрос до тех пор, пока белогвардейское русское руководство не откажется от своего негативного отношения к признанию нашей независимости", - писал в своих мемуарах Маннергейм. Правительство адмирала Колчака твердо держалось принципа "Единой и неделимой" России, Финляндия и республики Прибалтики были для него самовольно отделившимися губерниями. Ни Колчак, ни Юденич не считали себя вправе самостоятельно решать, как должна выглядеть карта новой России. Этот вопрос они предлагали перенести на время после окончания гражданской войны, когда страной будет управлять всенародно избранное руководство. Первые выстрелы еще не прозвучали, но Троцкий, возглавлявший вооруженные силы РСФСР, уже одержал первую крупную победу. Финляндия отказала в помощи Юденичу.
"Белый меч" занесен над Петроградом
Летнее наступление северозападников в 1919 году провалилось, не хватило сил, но к осени удалось сформировать боеспособную 20-тысячную армию, составленную преимущественно из добровольцев. Одной из лучших частей, дравшейся с красными до конца, был Талабский полк, костяк которого составили рыбаки Талабских островов Псковско-Чудского озера. Два года жизни под властью большевиков сделали их законченными антикоммунистами. Военное снаряжение дали французы, англичане и даже недавние враги немцы, продуктами обеспечили американцы со своих складов в Прибалтике. Огромные запасы муки, сала, сахара, шоколада и мясных консервов были объявлены неприкосновенными - они предназначались для раздачи жителям голодающего Петрограда. Тревожным моментом оставалась надежность Эстонии, требовавшей, как и Финляндия, признания ее независимости. Юденич от проведения самостоятельной политики отказывался, ссылаясь на подчиненность адмиралу Колчаку. Тогда английский представитель в Ревеле генерал Марч поставил ультиматум: немедленно сформировать собственное правительство, способное принимать политические решения, иначе помощь будет прекращена. Требование было выполнено, и созданное в августе Северо-Западное правительство, в состав которого вошел Юденич, признало независимость Эстонии и дало гарантию требовать признания этого факта Верховным правителем России и великими державами. Были заказаны в Швеции и выпущены свои деньги - "юденьки", привязанные к эстонской марке. За один рубль Юденича давали одну марку. В водяных знаках северозападных банкнот можно было разглядеть царя и царицу с мученическими нимбами над головами. Когда эта "монархическая провокация" была раскрыта, армия возмутилась: в большинстве своем она была настроена демократически, и не поддерживала культ убитых монархов. В октябре выступили. Ударную силу северозападников составляли восемь английских и французских танков, которые предполагалось использовать главным образом в качестве психологического устрашения противника. Поначалу операция "Белый меч" развивалась успешно - красные отступали или целыми полками переходили на сторону белых. "Страшная стремительность, с которой Северо-Западная армия ринулась на Петербург, действительно вряд ли имела примеры в мировой истории, исключая разве что легендарные суворовские марши", - писал Александр Куприн о первой фазе боев. Писатель встречал белую армию в Гатчине, и вот как он описывает чувства обывателей в докуметальной повести "Купол Святого Исаакия Далматского": "Победоносное наступление Северо-Западной армии было подобно для нас разряду электрической машины. Оно гальванизировало человеческие полутрупы в Петербурге, во всех его пригородах и дачных поселках. Пробудившиеся сердца загорелись сладкими надеждами и радостными упованиями. Тела окрепли и души вновь обрели энергию и упругость. Я до сих пор не устаю спрашивать об этом петербуржцев того времени. Все они, все без исключения, говорят о восторге, с которым они ждали наступления белых на столицу. Не было дома, где бы не молились за освободителей и где бы не держали в запасе кирпичи, кипяток и керосин на головы поработителям. А если говорят противное, то говорят сознательную, святую партийную ложь". "Могилы копайте, гроба копите - Юденича рати прут на Питер", - взывал в те дни Маяковский с листовок, расклеенных по Петрограду. На Московском вокзале разгуржались эшелон за эшелоном с красными курсантами, рабочими отрядами, революционными матросами и боевыми частями, снятыми с других фронтов гражданской. Эти силы, по словам Куприна, Троцкий "с дьявольской энергией" бросал против Юденича. Пиком успеха северозападников стал захват Пулковских высот, откуда без бинокля можно было разглядеть сияющий на солнце купол Исаакиевского собора. Эта новость мгновенно разлетелась по всей белой армии, вызвав ликование. Золотой купол и солнце, вдруг выглянувшие из серого, затянутого тучами неба, посчитали знаком свыше, говорящим, что пришла победа. Главнокомандующий назначил день захвата города - 22 октября, в день иконы Божией матери. Но кульминация успеха оказалась вершиной горы, с которой армия покатилась в пропасть.
Эстонское предательство
"Все выглядело совсем радужно, и мы строили планы о том, что будет, когда мы освободим Петроград, - писал в своих мемуарах один из офицеров армии Юденича. - Вдруг 20 октября 1919 года вышел приказ верховного правителя, адмирала Колчака о "Единой, неделимой России". Было велено расклеивать этот приказ повсюду. 21 октября был ясный осенний день. Генерал Юденич делал смотр войскам. Сам большой патриот, он взывал к нашему чувству любви и долга к родине. Настроение в армии было и так приподнятое. Все было готово для наступления на Петроград на рассвете 22 октября. В ночь с 21 на 22, из штаба было получено донесение о том, что левый фланг армии прорван, так как эстонские части обнажили его, и что высадившиеся матросы у Красной Горки ударили по флангу и ведут наступление. Никаких английских крейсеров, чтобы помочь нам с моря, вблизи не оказалось". Начался стремительный откат. Многие участники тех событий писали об "озлобленных эстонцах", почувствовавших себя обманутыми лидерами русского белого движения. Жертвами их мести предстояло стать северозападникам. Катастрофу, вызванную уходом эстонских частей с фронта, еще можно было остановить, если бы Эстония не закрыла свою границу для снабжения и пополнения армии Юденича. Других портов и другой тыловой базы у северозападников, действовавших на крошечном клочке России, ограниченном Финским заливом, Чудским озером и сухопутной границей с Эстонией, не было. "Мы ехали или шли молча. И у всех были, наверно, те же тяжкие думы - что-то ждет впереди? На то не было ответа, и мы шли просто в неизвестность, к границам Эстонской независимой республики, на днях еще воевавшей с красными", - доносится до нас из прошлого голос участника отступления армии Юденича. Тот же автор продолжает: "Жаркие бои шли под Нарвой. Красные сосредоточили там крупные силы, чтобы захватить Эстонию. Только тогда эстонцы поняли, что, оставив фронт у Красной Горки и оголив левый фланг армии ген. Юденича, наступавшего на Петроград, они были причиной разгрома этой армии, сражавшейся в разных местах из последних сил. Поэтому армия должна была отступать к границе свободной Эстонии, по пятам наступала Красная Армия, перебросившая свои главные силы на этот фронт. Следующий бой с красными при Устье Нарвы проходил при таком численном превосходстве красных, что после больших потерь мы оказались прижатыми к Эстонской границе и принуждены были ее перейти. Командующий Эстонской армией приказал разоружить оставшиеся части Юденича, которые отказались сдать оружие и из-за этого началась перестрелка с эстонскими пограничными частями". Решение эстонского правительства о разоружении недавних союзников мотивировалось следующими словами (документ хранится в Архиве Стэнфордского университета): "Поскольку как вожди, так и солдаты Северо-Западной армии ненавидят идею самостоятельности Эстонии, то было бы непростительной ошибкой и величайшей политической глупостью позволить такой враждебной силе, как Северо-Западная армия, перейти границу нашего государства".
Нарвская Голгофа
Армия была больна тифом, тысячи людей страдали от обморожений и ран, но даже те части, что были согласны сдать оружие, заставили несколько суток провести на декабрьской стуже на берегу Наровы. В эти дни умерли сотни людей. Выживших пропускали на эстонскую сторону, опутанную колючей проволокой, небольшими отрядами. У солдат, ставших беженцами, отнимали личные вещи, срывали нательные кресты и золотые кольца с пальцев, стаскивали с них новые английские шинели и взамен давали рванье. Прошедших эту "фильтрацию" размещали на станции Нарва-2, в помещениях двух пустующих фабрик, огороженных колючей проволокой. В корпусах, по сути дела ставших концлагерями, больные северозападники валились без сил прямо на бетонный пол. Кроватей, одеял, теплой одежды и медикаментов не было. Суконная и прядильная фабрики стали фабриками смерти. И в это время совсем рядом стояли эшелоны с тысячью вагонов, в которых содержалось имущество Северо-Западной армии - там было все, что могло бы спасти людей. Но генерал Лайдонер приказал реквизировать составы со всем их содержимым в пользу Эстонии. Юденич протестовал, взывая к гуманизму и недавнему союзничеству, но результатам его воззваний стал лишь формальный приказ Эстонского правительства о порядке разоружения армии, призванный успокоить военные миссии союзников в Таллине - англичан, французов и американцев: "Следует помнить, что русская Северо-Западная армия до сих пор фактически боролась как наш товарищ в войне и облегчала нашу государственную защиту, поэтому при выполнении вышеназванных решений надо действовать корректно и гуманно". Страшнее всего оказалась встреча с Эстонией у Талабского полка. Он прикрывал отступление армии, сражаясь на восточном берегу Наровы до начала декабря 1919 года. Затем по первому льду в районе деревни Скамья солдаты перешли на эстонскую сторону и возле колючей проволоки сдали оружие. Но эстонские части, направив на талабцев пулеметы, погнали их назад. С той стороны били красные. Под кинжальным огнем с двух сторон посреди Наровы погиб весь полк. Тела бывших псковских рыбаков находили в плавнях и вмерзшими в лед до весны 1920 года. Выжил лишь один, тяжелораненный офицер Кузьмин. Красноармейцы раздели его, решив что он мертв, и оставили на снегу. В сумерках он нашел в себе силы уползти с места расстрела в плавни. Там его подобрала эстонская крестьянка, выходила, а затем вышла за него замуж. Кузьмин жил в Эстонии до начала 50-х и рассказал о последнем бое своего полка. Перед гибелью - на нарвском льду и в тифозных бараках - армия Юденича сослужила еще одну службу эстонской государственности, не дав армиям Троцкого взять Нарву. Благодаря этому обстоятельству эстонской делегации на мирных переговорах 1920 года в Тарту удалось заключить выгодный мир с коммунистической Россией. Эстония получила кусок территории площадью в тысячу квадратных километров и 15 миллионов рублей золотом денежной компенсации. "Будут вечно лежать те печальные курганы из русских черепов, которые в большом количестве рассеяны на территории той Эстонии, в фундамент независимости коей вложили свою лепту из жизней и покоящиеся в этих курганах воины Северо-Западной армии", - писал в изданной в 1924 году в Берлине книге бывший редактор "Вестника Северо-Западной армии" Гроссен.
Памятник площадью в тысячу квадратных километров
Около восемнадцати тысяч воинов-северозападников, выживших в "Нарвском мешке" и едва державшихся на ногах после тифа, эстонское правительство направило на тяжелые рабоы - валить лес, на торфоразработки и на сланцевые шахты. "Эстония получила выгоду от тысяч кубических саженей дров и торфа, подрядчики нажили громадные суммы денег от "выжимания" русского почти бесплатного пота, а русские "лесные и болотные" жители не только не приобрели себе одежды и обуви, но и последнее износили в работе, но за то получили память на долгое время в виде эксплуататорского обращения с ними", - вспоминал Гроссен. "Эстонцы вместо благодарности возненавидели нас, так помогавших им, и дали нам кличку - "курат партизан" (черт партизан), - рассказывал впоследствии один из участников "трудармии", в которую после расформирования превратились воины-северозападники. Те, кто захотел, смогли покинуть враждебную республику лишь спустя несколько лет, когда взамен изъятых эстонскими властями документов им выдали так называемые "нансеновские" паспорта для беженцев. Оставшиеся предпочли молчать о своем прошлом, поскольку их истории ничего, кроме неприятностей не сулили. Независимая Эстония считала их русскими националистами, и не хотела лишних напоминаний о своем сговоре с большевиками и предательстве, что же касается белой эмиграции, то там осуждали северо-западников за признание независимости Эстонии и неповиновение Верховному правителю. Вокруг генерала Юденича, эмигрировавшего во Францию, ходили упорные слухи о том, что он бросил свою армию на растерзание эстонцам и удрал за границу с украденной казной. Тень скандала ложилась и на его подчиненных, ведь излюбленной темой разговоров эмиграции было обсуждение вопроса о чистоте "белых одежд".
"Господи, каким был генералом
Вояка, шут его дери :
Брал Питер, лез в цари...
И кончил этаким провалом:
Разбивши медный лоб о Красный Петроград
И отступив с позором,
Был в воровстве накрыт своим же прокурором
Юденич - вор..."
Эти строчки Демьяна Бедного оказались той печатью, что навсегда замкнула уста как самого генерала, не оставившего после себя воспоминаний, так и многих из его приближенных. Эстония постаралась забыть об армии, дважды отстоявшей ее независимость, но все же обозначила ее подвиг, графически изобразив его на каждой карте республики. Это - двойная линия государственной границы. Первая, ныне действующая, проходит по реке Нарове, вторая - согласно тартускому мирному договору - идет восточнее, и русский Ивангород включен в состав Эстонии под названием Яааннилинн. Это та территория, которую невольно отбила для Эстонии Северо-Западная армия, расстреливаемая с двух сторон эстонскими и красными частями.
Алексей Смирнов
Русский курьер (Статья предоставлена Эстонским Военным мемориалом)
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
