|
СВИДЕТЕЛИ И ЖЕРТВЫ: Чёрная Сотня № 7
к предстоящему "Нюрнбергскому процессу" над убийцами русских людей
(рассказывают защитники Белого Дома)
"Черная Сотня" продолжает расследование преступлений ельцинских палачей во время подавления народного восстания 3-4 октября. Мы предоставляем слово участникам и очевидцам событий, независимо от их возраста и политических убеждений.
Сергей Летов, 24 года:
4-го днем я находился около стадиона "Красная Пресня", помогал санитарам выносить раненых. Но большинство проявляли признаков жизни. Похоже, что снайперскими выстрелами раненых добивали. Неожиданно офицер ОМОНа выбежал со стороны ворот стадиона и выстрелил четыре раза в сторону санитаров. Стрелял не на поражение, а с целью нас запугать. Люди восприняли это как издевательство, 5-го октября в этом же районе меня задержали офицеры дивизии Дзержинского, так как у меня с собой не было паспорта. Майор, направив в мою сторону автомат, заорал: "Хочешь, я тебя пристрелю на месте? Мне это по хрену!"
Ева Петровская, 16 лет:
4-го утром я находилась в 20-м подъезде. Началась стрельба по нижним этажам. Людей стали направлять в бункер. Я осталась на 6-м этаже. Все наши окна были на прицеле снайперов. Не могу сказать, сколько я там находилась. На моих глазах было убито много людей. Добирались до бункера под обстрелом снайперов - перебежками. В бункере было много раненых и безоружных. Я знала систему коммуникаций и вывела около 60-ти человек в несколько приемов за пределы оцепления. К концу дня, когда уже было темно, людей из бункера и меня вместе с ними вывела группа "Альфа".
Слышала, как тяжелораненые кричат: "Добейте нас!" Наши и 'Альфа' этого не делали. Коммуникации начали затапливать водой, затопили многих людей. Ребята из нашей группы по другим проходам пролезали в белый дом 7-го и 8-го октября, видели плавающие трупы. Обгорелые трупы наверху долго не убирали.
После того, как нас вывели на улицу, милиция зачем-то уничтожила наши документы. Взрослых забрали, а меня обыскали и отпустили.
Александр Баркашов, лидер РНЕ, 40 лет:
...Когда стотысячная демонстрация прорвала кордоны ОМОНа и подошла к зданию Верховного Совета, со стороны мэрии начался интенсивный обстрел из автоматов по безоружным людям.
Несмотря на раненых и убитых, люди прорвались на площадь перед Верховным Советом.
...После прибытия демонстрантов к Останкино по ним был открыт огонь со здания телебашни и из БТРов. Всех, кто пытался спасти раненых, снайперы расстреливали прицельным огнем.
... Отдельные батальоны Таманской дивизии за подачку в 3 миллиарда рублей и 150 квартир для офицерского состава из президентского фонда согласились совершить вооруженное нападение и обстрел здания Верховного Совета. В 7 часов утра начался неожиданный шквальный обстрел В.С. из крупнокалиберных пулеметов, гранатометов, танковых пушек, а также - реактивными снарядами. Обстрел продолжался в течение 10-ти часов с небольшими перерывами.
Мы видели своими глазами, как пьяные солдаты-спецназовцы в упор расстреливали и добивали раненых, женщин и стариков-ветеранов войны. Мы видели, как крупнокалиберные пулеметы буквально перерезали людей, которые пытались выйти и спасти раненых и поднимали с этой целью белую материю в качестве белого флага. Мы видели, как безоружных людей на баррикадах косили пулеметами. Мы это запомнили и не забудем НИКОГДА! Нет ни прощения, ни оправдания тем предателям из Таманской дивизии, из спецназа внутренних войск, которые за денежные подачки подняли оружие против своего народа в угоду просионистскому, проамериканскому режиму. Не будет им ни пощады, ни прощения.
Владислав Желтушко, 23 года:
Я был с демонстрантами во время прорыва блокады белого дома. Когда мы подходили к белому дому, с мэрии начался огонь. Все вокруг залегли. Я тоже. Сначала все думали, что стреляют холостыми патронами. Потом, когда пуля недалеко от меня ударила в парапет и оставила в нем большую выемку, я понял, что стреляют боевыми патронами. Я могу абсолютно точно засвидетельствовать, что огонь открыли с мэрии.
Анафема Патриарха всея Руси - не защитникам Верховного Совета, а тем, кто стрелял по нам с мэрии. С этого началось кровопролитие. Несмотря на убитых и раненых, мы не испугались и вышли к белому дому.
Капитан Рогожин, руководитель подразделения РНЕ
...В момент прорыва демонстрантов к зданию Верховного Совета со стороны мэрии по демонстрантам был открыт огонь. Стреляли снайперы. Раздалось несколько автоматных очередей. Часть людей бросилась к мэрии и была блокирована на подходе. После этого к митингу обратился исполняющий обязанности президента Руцкой и попросил поддержать демонстрантов, что нами и было сделано. Было выделено 5 человек, вооруженных автоматами. Нами велся огонь только по огневым точкам мэрии, и ни один безоружный человек, будь то работник мэрии или милиционер, не пострадал. Солдаты сдались в плен, мы их накормили, многие перешли на нашу сторону, небольшая группа спокойно ушла домой.
...После штурма на этажах добивали раненых, из крупнокалиберных пулеметов стреляли по женщинам, пытавшимся перевязать раненых. В самом начале штурма люди, ночевавшие в палатках, буквально срезались автоматными и пулеметными очередями. Никто из этих людей не имел оружия. Среди них были девушки, мальчишки 15 - 16 лет. Пробираясь между этажами к местам сосредоточения, наши ребята видели, как в коридорах добивают раненых. Трудно сказать, кто это был, но людьми их назвать нельзя. Чтобы раненых добивали ударом ботинка по голове, растаптывали, разрывали, такое себе трудно представить.
Петр Болдырев, 14 лет:
4-го утром мы стояли у баррикады со стороны 20-го подъезда, услышали выстрелы со стороны мэрии. Оттуда прибежали люди, сказали, что на нас пошел ряд ОМОНа. Вдруг цепь ОМОНа расступилась, и на нас выскочили БТРы. На них сидели автоматчики. Они открыли огонь на поражение. Несколько человек убило сразу. Многие побежали в 20-й подъезд. Взяли оттуда бутылки с бензином. Из-за мэрии выехала боевая техника, открыла шквальный огонь по всем, кто находился около белого дома. Убили много ветеранов, которые находились в палатках.
Огонь был настолько сильным, что я спрятался за дерево и не видел, откуда стреляли: из танков, БТРов или другой техники. После обстрела я видел убитых женщин. Все убитые были безоружными.
Из здания выбежал военный и приказал нам спрятаться в доме. Мы побежали. По нам начали стрелять. Те, кто был внутри, начали отстреливаться. Мы забежали в здание, взяли бутылки с бензином, вынесли их на балкон, с которого раньше выступали депутаты. Сидим, ждем. Оттуда было хорошо все видно. В кабине грузовика сидел убитый парень. Временами по нам стреляли. Человек шесть лежали убитыми возле костра. Они готовили чай до обстрела. Я смотрю - кто-то из них зашевелился. Кто-то пытался выползти. По ним начали стрелять из автоматов и добили.
С нами был иностранный журналист, он сделал снимок, и по нему сразу ударил крупнокалиберный пулемет, но они промахнулись. Сначала стрельнули один раз, потом сразу дважды. Эти снаряды пробили парапет и застряли в стене. Осколком гранита меня легко ранило в ногу. Мы поняли, что здесь стоять страшно, и убежали в дом. По нам стреляли, но опоздали с выстрелами. Одного парня лет 18-ти слегка контузило. Я ходил по зданию, не знал, куда приткнуться. По лестничным пролетам ходить было почти невозможно - нападавшие знали, куда стрелять. Когда я переходил с 3-го на 4-й этаж, видел, как люди, спрятавшись за железный сейф, стреляли. В углу зала, возле окна, стояла бабушка и плакала. Уйти в бункер она отказывалась, наверное, боялась, что по дороге убьют.
Я увидел бегущих парней в форме стройбата. Они сказали, что 1 -и этаж взяли. Оружия у них не было только один перочинный нож. Побежали с ними по этажам, потом, по коридору - во внутренний двор. По нам стреляли, но не попали. В каком-то кабинете сидел мужчина в кресле. Он был убитым. Я увидел представительных людей, которые надевали камуфляж. С ними были милиционеры. Я решил пойти за ними, думал, что они меня куда-нибудь выведут. Мы вышли к Палате национальностей. Видел там Хасбулатова и журналистов. Я не спал всю ночь и в кресле заснул. Там не было слышно автоматных выстрелов, только было слышно, когда били танки. Я проснулся и услышал, как в зале поют русские песни: "Варяг" и другие, я вышел в коридор. Вдруг прошел какой-то человек с большим орудием. Мне сказали, что он из "Альфы". Появился их начальник. Он сказал: "Мы не хотим лишней крови. Мы хотим вывести женщин, стариков и тех, кто хочет уйти". Народ согласился. Я ушел с ними. Меня обыскали. "Альфа" сообщила по рации, чтобы в нас не стреляли. Еще они передали по рации, что если толпа демократов на нас набросится, "Альфа" откроет по ним огонь. За кордонами солдат на Садовом кольце нас отпустили. Демократы словесно издевались, но драться испугались.
Виктор Иванович Морозов, атаман казачьей сотни:
Наши функции заключались в патрулировании здания Верховного Совета, выявлении провокаторов, пресечении попыток пронести спиртные напитки, оружие на территорию, охраняемую нами. Были случаи, когда мы находили оружие, изымали его и отдавали работникам охраны белого дома, то есть той же самой милиции.
Казачество не поддерживало никакие партии, мы монархисты и защищали не Хасбулатова и Руцкого, а закон. Отношения с партией Баркашова были нормальные, деловые.
На всю мою сотню в период с 24 по 8 часов утра четвертого октября приходилась из оружия одна моя родовая шашка. Другого оружия у нас не было.
Наша цель была одна: не допустить провокаций, кровопролития, не допустить случайного выстрела.
Если среди работников МВД есть честные люди, то они могут подтвердить, что мы делали все возможное, чтобы не допустить жертв или уменьшить их количество. Во время штурма мэрии началась стрельба, произошел такой эпизод: народ окружил работника МВД, у которого в руках был автомат. Наш казак, чувствуя, что может произойти побоище, вклинился между народом и милиционером, потребовал от него сдачи оружия. Тот отказался, сказав, что это произойдет только после его смерти. Казак проверил - были ли выстрелы из автомата милиционера. Оказалось, что этот сотрудник выстрелов не производил. Казак представил доказательства народу и вывел сотрудника МВД к Садовому кольцу, не причинив ему никакого вреда и даже не обезоружив его. Вот таким было отношение казаков к противнику.
Разумеется, тех, кто поднимал на безоружный народ оружие, мы разоружали, и отношение к ним было совершенно другим. Но никто раненых не добивал и все относились к пленным достойно.
Из ста казаков, которые защищали белый дом, я точно знаю, что живы тридцать человек. О других данных не имею. Одного из казаков, избитого ОМОНовцами, через несколько дней незаконно взяли прямо на квартире и увезли в неизвестном направлении. Есть сведения, что многих расстреляли уже после 4-го октября.
Валерий Черкасов, 38 лет:
Я свободный художник по профессиональному статусу. Приехал по личной инициативе, никто меня не приглашал, ни к какой политической партии не принадлежу. К группам боевиков тоже не отношусь. Прямо с вокзала попал к белому дому. Записали меня в народное ополчение, поставили охранять баррикаду напротив американского посольства. Демократы могут клеветать сколько угодно, но никакой водки, никаких денег и никакого оружия нам не давали. Вооружение было, как у дедушки Крылова: кто с дубьем, кто с кольем... Были и бутылочки с бензинчиком, это тоже потешное вооружение, ибо не взрывались, а те, что все-таки загорались, никакого вреда причинить технике не могли.
Третьего числа блокаду прорвали демонстранты, началась эйфория, мы были несказанно благодарны тем, кто высвободил нас из ОМОНовского кольца. Кричали "Родина или смерть!" "Ура"! Мы видели, как прорывались к нам люди: через колючую проволоку, раздирающую не только одежду, но и вырывающую из тела куски мяса.
Когда наши вернулись из Останкино, когда стало ясно, что это была грандиозная провокация, мы поняли, что последствия будут ужасными.
Как ни странно, но, несмотря на волнение, сказались прошлые бессонные ночи, и я спокойно проспал до утра, до тех пор, пока не раздались крики: "Тревога! Подъем!"
Мы побежали на баррикаду. Произошло все очень быстро. Ворвались БТРы, начали поливать нас пулеметным огнем, били по зданию, палаткам, баррикадам. Мы находились возле горбатого мостика, нам повезло в том, что трассеры шли поверх нас. Мы спрятались за памятник погибшим в 1905 году. Символично, надо заметить...
Мы лежали за укрытием, своим огнем БТР достать нас не мог. Но вдруг я почувствовал острейшую боль в ноге. Выстрела не слышал, стреляли издалека и не из автомата. Потом установили, что с крыши американского посольства стрелял снайпер. Так что меня ранили с территории чужого государства...
Тут произошла заминочка, какое-то затишье, меня затащили под горбатый мостик. Врач из Верховного Совета меня перевязал. Влили 150 граммов водки вместо наркоза - первое спиртное за время блокады. Потащили меня к 20-му подъезду, но, видимо, в рубашке родился, подвернулась машина, и оставалось как раз одно место для раненого. Если бы места не оказалось - не разговаривать мне сейчас с вами... При штурме всех, кто был в 20-м подъезде, добивали, кровь по щиколотку стояла...
Машина была как "Скорая помощь", только коричневая... Погрузили меня, хотели сначала переговорить с нападавшими - пустят ли они машину в больницу... Не договорились, поехали на авось... В одном из оцеплении нас пропустили и - прямым ходом в Склиф. Сейчас, вроде бы, поправляюсь, хотя пуля перебила кость. Ногу обещают восстановить, так, что я - счастливчик! Ну, что еще сказать? Живу в Ижевске с мамой, как говорится, маменькин сынок...
Александр Юдин, 18 лет:
...Попал я в эту заваруху случайно. Пошел на ВДНХ, как раз было воскресенье. В метро была толпа несколько тысяч. Решил пойти с ними. Подошли к телецентру. Чувствовалось сильное напряжение. Мне сказали, что, будут штурмовать Останкино. Помню, я еще удивился тому, что они собрались его штурмовать без оружия; у кого были дубины, у кого дрын... Было очень много молодежи. Помню, Анпилов кричал с грузовика: "ОМОН, выходи! Выходи, подлый трус!"... Как будто это не ОМОН, а кот Леопольд... Потом, когда началась стрельба, я его уже не видел - он куда-то убежал. Я видел, что ранили того, кто стоял с гранатометом. В ответ он выстрелил тоже. Началась стрельба, все залегли. Видел, как один пополз в сторону, выронил кошелек, а другой сунул его в карман.
Стреляли больше не по толпе, а по тем, кто был впереди, но и толпе доставалось. Видел, что снайперы развлекались: бегут двое людей, а они между ними трассерами. Те - в разные стороны... Похоже, что стреляющие забавлялись - как в тире.
Было много раненых, мертвых. Смотреть - жутко.
Многие раненые кричали. Люди принялись спасать раненых, уносить их подальше. Я взялся им помочь. Подбежал к одному парню, хотел отнести его в сторону, наклонился, смотрю, а он уже мертвый. И тут пуля попала мне в ногу. От боли я упал, и надо было уже выносить меня самого. Пока меня ребята несли, в эту же ногу мне попали еще раз. Очнулся в больнице, состояние плохое. Много требуется крови.
Дмитрий Савельев, 22 года:
После начала атаки правительственными войсками я с группой защитников баррикады, находящейся на набережной, отошел к одному из подъездов. Туда периодически вносили раненых, время от времени под ходили бойцы с баррикад.
Это место пока не обстреливалось, мы чувствовали себя относительно спокойно. У подъезда было много бутылок с бензином. Это было единственное наше оружие.
Позже меня присоединили к группе из четырех человек. В нашу задачу входило выяснение обстановки но набережной напротив центрального подъезда. В 7.15 туда прорвались БТРы, мы должны были проверить - можно ли их забросать бутылками с бензином с площади перед белым домом.
По дороге к нам присоединился мальчишка лет тринадцати, который оказался на поле сражения случайно и не знал - куда ему деваться. Идти обратно к подъезду было опасно - уже начался обстрел. До центральной лестницы добрались беспрепятственно. Внизу на дороге стояло несколько бронемашин, с одной из них вели огонь по баррикаде, находящейся под мостом, где были еще живы несколько защитников.
У силовой подстанции встретили группу людей. Они спрятались за стену и думали - где и как оказать помощь девушке, раненой в ногу. Она была ранена первой же очередью. Мы решили перенести девушку в 20-й подъезд. Один парень из нашей группы побежал куда-то за носилками. Вернулся он на КАМАЗе, говоря, что без такого прикрытия пройти очень трудно. К сожалению, мотор в КАМАЗе заглох, а водители мы были никудышные, поэтому пришлось класть девушку на носилки и нести на руках. Несмотря на то, что выполнению нашего задания помешала раненая, мы все же выяснили, что добросить бутылку с бензином до вражеских БТРов абсолютно невозможно.
На обратной дороге к нам присоединился еще один мужчина. Часть пути прошли спокойно. Когда мы оказались между стеной белого дома и спуском для автомобилей, по нам открыли огонь два снайпера и автоматчик.
Сразу ранили Сергея - того парня, который бегал за носилками, и тринадцатилетнего парнишку. До окна белого дома оставалось каких-нибудь 5-6 метров, но нам даже не давали поднять головы. Из белого дома нас заметили, разбили окно для того, чтобы мы могли забраться в здание, но прикрыть нас огнем они не могли у них не было оружия. Раненый парнишка оказался ближе всех к стене, почти под окном. Когда начали бить по верхним этажам, на него посыпались стекла. Мы кричали ему, чтобы он терпел, несмотря на то, что осколки были крупными и нещадно раздирали его тело. Парнишка не выдержал боли, сделал движение к спасительному окну, но его тут же подстрелили. Сергей полез-было к нему, но и его сразу же достала пуля. Больше он не шевелился. Из белого дома нам ничем не могли помочь.
Вдруг стрельба стихла. Некоторое время спустя двое мужчин подняли носилки и побежали в сторону 20-го подъезда. Забираться в окно они побоялись. До угла здания они успели дойти, а что с ними было дальше - не знаю до сих пор. Обстрел возобновился так же быстро, как и прекратился.
Не знаю, какую ценность мы представляли для нападавших, но нас держали под обстрелом постоянно. Когда через несколько часов солдаты пошли в атаку, один из них стал нас допрашивать. Мы сказали, что просто проходили мимо, когда начался обстрел, испугались, побежали и залегли. Солдат отвел нас в сторону, но тут атака захлебнулась, солдаты убежали, нам снова пришлось залечь. Лежали мы долго: безоружные и продрогшие до костей, так как верхняя одежда осталась в здании. Нападавшие постепенно стягивались ближе. Мы видели, что верхние этажи Верховного Совета горят, становилось очевидным, что защищаемое практически безоружными людьми, здание или уже взято, или его вот-вот возьмут. Надо было уже думать не о том, чтобы доложить командирам о результатах нашей разведки (это было уже никому не нужно), а о том, куда и как уходить.
Откуда-то появился БТР, дал по нам очередь, мы смогли отбежать, увернуться и залечь в другом месте. Ситуация менялась быстро. Мимо нас то и дело пробегали нападавшие. Появились наиболее смелые журналисты. Наше положение становилось все более критическим. В любой момент нас могли заметить и пристрелить - мы отдавали себе отчет в том, что церемониться они не будут.
Вдруг мы заметили, что один корреспондент ранен. Мы подползли к нему, потом нашли железный лист, положили на него корреспондента и потащили прямо к оцеплению. Так как мы были без верхней одежды, то солдаты и офицеры поверили, что мы сотрудники "Скорой помощи". Мы сказали, что нарочно не надели халаты, боясь, что они слишком яркие, и мы будем не так заметны в простой одежде. Видимо военным было не до нас, и они не обратили внимания на то, что вместо носилок мы использовали лист железа. Мы донесли корреспондента до машины "Скорой помощи", отдали настоящим санитарам и потихоньку скрылись. Получилось так, что мы с этим корреспондентом спасли жизни друг другу.
Домой добирались долго, на перекладных, без документов.
Кемерово, по телефону.
Сергей Милосердов, 18 лет:
Четвертого, после того, как сдались Руцкой и Хасбулатов, мне позвонила моя девчонка и сказала, что хочет посмотреть - что там. Мы вышли на Тверской, прошли до Маяковки, свернули на Садовую и пошли по внутренней стороне кольца в сторону площади Восстания. До Филатовской больницы дошли спокойно. Прошел автобус под охраной БТРов. Было около половины шестого. Видим, посреди Садовой встали два БТРа. Ну, стоят и ладно. Мы пошли дальше по тротуару, а когда приблизились, раздались выстрелы. Без предупреждений, без ничего! Странно, оцепление давно сняли, никакой толпы не было, люди ходили по тротуарам. Мы забежали в подъезд, там уже были местные ребята, они матом ругались на БТРы. Потом мы решили уезжать. Выбежали из подъезда, забежали в переулок. Я видел, как один из парней выбежал на шоссе и начал ругаться матом на солдат. Потом мне сказали, что его убили. Мы стояли за зданием и смотрели. Вдруг я почувствовал толчок, как будто ударили палкой по мышце. Я сразу догадался, что меня ранили, но не знал чем. Я попытался уйти в переулок, упал, меня подхватил какой-то парень. Втащил в подъезд. Там находился еще один раненый. У меня пошла изо рта пена, у другого парня тоже. Вызвали "Скорую". Но тут ребята умудрились поймать частника "Тойоту". Там сидел шикарный мужик, шикарно одетый, он нас посадил на заднее сидение, мы ему всю машину кровью залили.
Довезли нас до Филатки, сделали перевязку, рентген, вкололи обезболивающее, но это не сильно помогло. Увезли сначала того парня, потом меня в Склиф. Сначала там народу было много, многие умерли. Сначала мне хотели ногу отнимать, потом сделали несколько операций, вроде бы пошел на поправку. Стреляли по нам химическими пулями, какое-то количество газа попало мне в рану. Вообще-то такими пулями стреляют не по толпе, а по асфальту, чтобы пули взрывались и толпа разбегалась. А- тут - прямо по людям! Одному парню делали операцию, а газ еще выходил из патрона, поэтому пять минут одни делали операцию, а пять минут - другие. А один отказался ампутировать себе руку, до последнего не давался. Так от заражения и умер.
Владимир Чеховских, 37 лет:
Когда я узнал о военном перевороте, первой же моей мыслью было ехать в Москву, это был долг любого честного человека, так как мог победить ельцинский фашизм, диктатура. Я собрался, оставил жене записку и поехал. Приехал 3-го октября, узнал, что на Октябрьской площади будет Вече, отправился туда. Там было все оцеплено, а народу становилось все больше. Огромные толпы все прибывали. ОМОН начал теснить народ щитами. Народ не поддавался. Раздалась команда, и ОМОН стал действовать дубинками. Я ни разу не видел, чтобы так избивали людей) Были пострадавшие, вызвали "Скорую помощь". Было много журналистов. Часть демонстрантов стала перегораживать улицу чуть выше площади. Я присоединился к ним. ОМОН встал по периметру площади, а мы собрались в колонну и пошли по Садовому кольцу. Кричали: "Банду Ельцина под суд!", другие лозунги. ОМОН нас не трогал - видимо, не было команды.
Мы пошли к Крымскому мосту, который оказался перегороженным ОМОНом. Депутат Уражцев пошел на переговоры, требовал, чтобы нас пропустили. Ему отказали. Мы пошли вперед. Колонна врезалась в гущу ОМОНа, началась схватка. Те, кто были в первых рядах, сильно пострадали, у многих были разбиты головы. Но мы смяли оцепление, отлупили омоновцев, отняли у них щиты, каски. ОМОН разбежался. Раздались крики: "В воду изуверов!" Но тех, кто кричал, приструнили.
Колонна двинулась дальше, через полкилометра встретили новый кордон. С этим кордоном было справиться легче: у нас были каски и щиты, появился кое-какой опыт. Победа досталась нам легко. Многие омоновцы попрятались в свои автобусы, оттуда их вытаскивали, отбирали амуницию. Впоследствии очень жалели, что не брали бронежилеты, тогда убитых было бы меньше. Обезоруженные омоновцы разбегались по дворам.
После был еще один кордон. Из него в нас стреляли газовыми патронами. Но и это им не помогло. Мы уверенно шли к белому дому.
С мэрии по нам стреляли. Мы сумели прорвать блокаду белого дома, видели, что ОМОН каков-то время стоял в стороне, а потом исчез. Настроение было возвышенное, победное. Всех охватила настоящая эйфория, поэтому мало кто обращал внимание на то, что трезвые головы из депутатов говорили, что радоваться еще рано. Теперь я понимаю, насколько они были правы...
Почти всю ночь я просидел у костра. Под утро попросился в одну из палаток, мне радушно уступили место, я заснул. Проснулся я уже от выстрелов. Выскочил из палатки, увидел, что вдоль белого дома бьют трассирующими пулями. Люди сбились в кучку, все были в тревоге. Начали обсуждать - что делать. Пулеметный и автоматный огонь - это уже не шутки...
Через несколько минут за пределы баррикад ворвались бронемашины. Они шли прямо возле белого дома. Мы в это время были у металлического забора, как раз напротив. Мы залегли, но толку было мало, так как место это было совершенно ровное, нас видно было, как на ладони. Вдруг я почувствовал, что меня сильно ударило в руку. Она моментально почернела и страшно распухла. Я успел крикнуть, что ранен. Кто-то обещал помочь, пополз за врачом. Очнулся я в кузове грузовика от сильной тряски. Было очень больно. Помню, в кузов залезли омоновцы, попинали нас ногами, то ли искали оружие, то ли проверяли все ли здесь раненые. Привезли в институт Склифосовского, ампутировали руку. Я долго не давался, но врачи сказали, что иначе шансов на жизнь нет. Сейчас иду на поправку, но без руки и с простреленным легким работать по специальности нельзя - я же на автокране работал. Но и то счастье, что ранили меня почти первым, успели вывезти. Позже заносили раненых в 20-й подъезд, вывозить было невозможно, так их и поубивали потом, когда штурмом пошли эти бандюги...
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
обьясни или извенись. я призераю и ненавижу коммунизм, но считаю что первый враг Руси сейчас - оранжевые, нежели красные.
