Георгий Александрович получил образование в Санкт-Петербургской классической гимназии. В 1874 году поступил вольноопределяющимся в лейб-гвардии Семёновский полк. Пробыв положенное время в звании нижнего чина, в 1876 году получил офицерский чин.

В Русско-турецкую войну был со своим полком во всех сражениях, но Бог его хранил, и он целым и невредимым вернулся с войны.

В 1884 году получил должность полкового адъютанта. В 1887-м командовал пятой ротой и был назначен членом полкового суда. В 1898 году произведен в полковники, через год был назначен председателем полкового суда и, наконец, в 1904 году - командиром Семёновского полка. В 1905 году назначен флигель-адъютантом Государя Императора, а через год произведён в генерал-майоры.

В частной жизни Георгий Александрович был чудный семьянин, нежно любил старушку мать, жену и единственную дочь, которые не могли, в свою очередь, надышаться на него. Обладая весёлым, открытым характером, доброй, отзывчивой к чужому горю душой, Мин отличался необыкновенной набожностью.

Своих солдат покойный генерал Мин любил крепко, заботился о них неустанно. Если бы много было у Царя таких слуг, как генерал Мин, если бы люди, подобные ему, имели больше власти, – не пришлось бы нам переживать те кровавые ужасы революции.

Революционеры давно уже заметили Георгия Александровича как человека для них опасного. Злобой горело их сердце, когда он с полком своим усмирил мятеж в Петербурге и не дал развернуться крамоле в государевой столице.

Те, кому привелось жить в то время в Москве, когда там вспыхнуло вооруженное восстание, знают, что представляла тогда собой наша Первопрестольная столица. С одной стороны – дико торжествующие толпы всякого сброда, сбитые с толку, обезумевшие от "свобод" рабочие под предводительством жидов и даже жидовок победоносно ходили по улицам, неся на палках красные тряпки, зачастую просто-напросто обрывки красных юбок или одеял. С другой - до смерти напуганные обыватели, в паническом ужасе попрятавшиеся по домам.

Толпы вооруженных дружинников врывались в дома, угрожая револьверами, требовали еду и питьё, забирали деньги и имущество, выбрасывали домашнюю утварь и мебель на улицу, где устраивали из них баррикады. Другие толпы приходили вслед за первыми и насильно выгоняли простой народ на улицу строить баррикады.

Ужас и оцепенение овладели москвичами. Никто не чувствовал себя в безопасности даже у себя на квартире. Люди попрятались по углами только в страхе выглядывали изза занавесок на улицу. А по улице двигалась толпа вооруженных "свободных" граждан с красными тряпками. Если навстречу шествию шёл какой-нибудь господин, его останавливали и ударом кулака сбивали с головы шапку. "Снимай, московский обыватель, шапку перед знаменем свободы, перед куском красного грязного одеяла!"

Дружинник из рабочих с ломом в руках подошёл к уличному фонарю и изо всей силы ударил ломом в стекло, разбил его, выворотил фонарь и пошёл дальше, к следующему. Зачем он это сделал? Зачем по пути от одного столба к другому разбил все окна в домах? Зачем сломал решётки у церковных и бульварных оград? Никто не мог ответить.

Бессмысленный, стихийный ураган разрушения пронесся над Москвой, по следам позорной жидовской революции.

Вы спросите: где же была полиция? Что делали войска?

Полиция сначала любезно заигрывала с революционерами, улыбалась, когда мимо неё проходили с красными знамёнами и с пением "Марсельезы", а потом, когда несколько человек из полиции были убиты, попряталась по участкам. Даже городовые с постов были сняты, и Москва очутилась предоставленной самой себе.

В то время, когда потребовалось вмешательство войск, их в Москве (случайно ли?) оказалось так мало, что об усмирении мятежа нечего было и думать. Солдат разобрали для охраны государственных и городских учреждений и Николаевской железной дороги. Правда, остались для борьбы с дружинниками казаки и драгуны, но их было слишком мало для всей Москвы. И главное: им было приказано стрелять холостыми! Бунтовщики осмелели и все более и более захватывали столицу. Все вокзалы, кроме Николаевского, были в их руках; почта, телеграф, водопровод, городское освещение, бойни – всё принадлежало им. Москва очутилась в худшем положении, чем при нашествии иноплеменников. Отрезанная от всего мира – потому что стали дороги и телеграфы. Голодная – потому что бунтовщики не позволяли подвозить в город съестные припасы: возы с мясом и мукой останавливали на заставах и обливали керосином.

Жаждущая – потому что был остановлен водопровод, и обыватели пили ржавую воду из колодцев, или собирали со дворов и топили снег. Дрова из дровяных складов забирались на устройство баррикад, и те, кто ими не запасся раньше, сидели в нетопленных квартирах. С наступлением вечера фонари на улицах не зажигали, потому что не было ни электричества, ни газа, и город тонул во мраке.

Что будет дальше? Чем всё это кончится? – спрашивали себя обыватели, близкие к отчаянию.

Вдруг с одного конца города до другого прокатился слух: семёновцы приехали! Генерал Мин со своим полком! Сердца мирных жителей Москвы оживились надеждой: Мин и семёновцы защитят!

Семёновцы действительно защитили. Прямо с Николаевского вокзала они перешли площадь и приступом взяли Рязанский вокзал, бывший во власти мятежников. После этого славный полк, двинулся на освобождение остальной Первопрестольной столицы.

И крамола отступила перед ними, пятясь, огрызаясь, и нанося раны, точно бешеное животное, но всё же в несколько дней была раздавлена или рассеяна!

С этого времени генерал стал получать угрожающие письма. Но как все истинно храбрые и верующие люди, он оставлял их без внимания, хотя прекрасно сознавал, что революционеры не простят ему поражения в Москве, и его может ждать смерть от их рук. Только по настоятельным просьбам своей семьи генерал согласился, чтобы к нему была приставлена охрана.

Летом 1906 года генерал Мин с семьёй поселился в Петергофе. Убийцы, выслеживавшие его, поселились через дорогу в домике, из которого хорошо было видно все, что делается напротив. Женщина, которой было поручено убийство, познакомилась с его прислугой и часто приходила к ними в кухню под разными предлогами. На самом же деле она приносила в кармане бомбу, надеясь как-нибудь пробраться в комнаты и убить генерала. Обратили также внимание на седого старика, который приходил посидеть на лавочке возле дома генерала. Впоследствии оказалось, что это был переодетый помощник убийцы, носивший наклеенную бороду и парик из седых волос.

Накануне смерти генерал катался с дочерью по парку и гулял, отослав охранника. А когда знакомые стали упрекать его в неосторожности, он вынул из кармана револьвер и сказал, что не боится убийц, т. к. отвечает за верность руки.

А на следующий день, 13 августа, генерал собрался в дорогу, а жена и дочь пошли его провожать. Прибыв на станцию, генерал прошёл в самый дальний конец платформы и сел на скамейку. Жена и дочь поместились по сторонам.

Охранник, в обязанности которого входило охранять генерала, именно в эту минуту оставил его и ушёл в станционный зал. Народу в этой части платформы было немного. Публика толпилась больше около каменного здания станции в ожидании поезда. Поблизости от генерала находился станционный сторож, немного далее – жандарм, какие-то два господина, поодаль прогуливалась взад и вперёд брюнетка невысокого роста, без шляпы и в накинутом на плечи плаще. По виду она была похожа на самую обыкновенную дачницу. Гуляла она медленно, небрежно помахивая золотым пенсне, а проходя мимо скамейки, на которой сидел генерал с семьёй, вскидывала пенсне и внимательно осматривала сидящих.

В это время поезд подходил к станции, и внимание присутствующих было обращено на него, брюнетка, перейдя на другую сторону платформы, медленно подошла к скамейке, на которой сидел генерал Мин. Очутившись на расстоянии шага от сидящих, она быстрым движением выхватила из кармана револьвер и в упор выпустила пять пуль. Четыре из них попали в генерала, пятая ударилась в доски платформы.

Публика оторопела и бросилась в разные стороны, кто-то закричал:
- Стреляют!

Один из носильщиков бросился к убийце. Вместе с ним подбежала к убийце жена генерала и схватила её за руку. Затем подбежали ротмистр Скалон и жандарм Свиридов и, обезоружив, убийцу увели.

Кровавая пена показалась на губах генерала. Принесли носилки; раненого, ещё дышавшего, перенесли в станционный приёмный покой, но помочь ему уже никто не мог. Через 5 минут, не приходя в сознание, Георгий Александрович Мин скончался.

Покойного на носилках принесли домой, на дачу, где он жил. Навстречу выбежала мать почившего, которая только что проводила его живым и здоровым, обняла и благословила на прощанье...

На другой день у гроба покойного были отслужены панихиды. Никто не мог без слез слушать слова священника. Собралось всё полковое офицерство, часовые стали вокруг гроба. Настроение у всех подавленное.

В этот момент пронесся шёпот: "Сам Государь приехал!"

И в самом деле, в комнату, где лежал умерший, вошли Николай Второй и Александра Феодоровна. Мать Государя Мария Феодоровна встретила тело генерала в Петербурге.

Георгий Александрович Мин похоронен в Семёновском соборе против трёх могил его солдат, убитых в Москве. В изголовье могил нижних чинов устроен киот с образом Спасителя в терновом венце дивной работы художника Васнецова. Над могилой командира – икона Божией Матери, склонившейся над телом Сына.

Часто посещали осиротевшие семёновцы дорогую для них могилу, подолгу стояли они над нею, и молитва за упокой души командира возносилась к Всевышнему.