- Известно ли, кто был самым жестоким палачом в истории КГБ?
Л.Верейская, Санкт-Петербург.


В чекистской среде им считают Софью Оскаровну Гертнер, в 1930-1938 годах работавшую следователем Ленинградского управления НКВД и имевшую среди коллег и заключённых кличку "Сонька - Золотая Ножка". Первым наставником "Соньки" был Яков Меклер, ленинградский чекист, за особо зверские методы допроса получивший кличку "Мясник". Гертнер изобрела свой метод пытки: приказывала привязать допрашиваемого за руки и за ноги к столу и со всего размаха била несколько раз туфелькой по "мужскому достоинству", без хлопот выколачивая "сведения о шпионской деятельности".За успешную работу Гертнер в 1937 году была награждена именными золотыми часами. Берия, придя к власти, приказал заключить "Соньку Золотую Ножку" под стражу: "Уж слишком известна!" Умерла Гертнер в Ленинграде в 1982 году в возрасте 78 лет.

Начальник ООС Управления МБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области Е.Лукин.

"Аргументы и факты" N 19,05.1993:

Кстати судя по фамилии и отчеству не еврейка а остзейская немка.

А на деле оказалась жидовка.

А что плохого? И почему жидовка? Она же помогала Сталину уничтожать врагов народа. Видимо успешно. Так как не пошла вслед за жидами и всякими ежовыми и ягодами на расстрел. А спокойно умерла много позднее их. Значит тот же Берия признавал ее успехи, раз не попала под троцкистов и прочие тогдашние дела об измене.

Тебе не идёт придуриваться.

А кто ее в Евреи произвел? Патриоты?

Дополнение к преступлениям жидовки:

В 1930−1938 годах работала следователем Ленинградского управления НКВД. Утверждается, что «первым наставником Соньки был Яков Меклер, ленинградский чекист, за особо зверские методы допроса получивший кличку Мясник».
Служила оперуполномоченной 3-го отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области.
Придумала свой метод пытки: привязывала допрашиваемого врага народа за руки и за ноги к столу и со всего размаха била несколько раз туфелькой по «мужскому достоинству»; из-за пристрастия бить ногами подследственных в пах, получила прозвище «Сонька Золотая Ножка».
Подследственные во всём признавались, как например преподаватель Андрей Иванович Аро:
Его арестовали 4 апреля 1938 г. Ознакомительный допрос проведён 5 апреля следователем Софьей Оскаровной Гертнер... К этому времени дедушка грузный человек с больным сердцем, недостаточно хорошо владеет русским языком. Допросы велись без переводчика. Уже 8 апреля он якобы «сознался», просит учесть «чистосердечное признание»...
В 1937 году за беспощадную борьбу с шпионами и вредителями была награждена золотыми именными часами.
20 января 1937 года — сержант ГБ.
До 8 мая 1938 года — помощник инспектора 8-го отдела УГБ УНКВД по Ленинградской области.
До 25 мая 1939 года — оперуполномоченная 1-го спецотдела УНКВД по Ленинградской области.
Была уволена Лаврентием Берия за перегибы по ст. 38-б и арестована.
21 февраля 1939 года арестована.
Призналась под пытками, что пытала подследственных:
Помню одно, что Суворикову я била, так как она не хотела давать показания. О том, что эту арестованную я била, я хорошо помню, потому что она была первой женщиной, которую я допрашивала...
Хорошо помню, что Кейнаст сам рассказал мне обстоятельства его вербовки в Эстонии перед переброской в СССР. Эти показания он дал под влиянием примененных к нему мер физического воздействия. Насколько правдивы показания Кейнаста о шпионаже, я не знаю. О том, что Кейнаст подготовлял диверсионные акты, является моим вымыслом и не соответствует действительности...
Я девять лет проработала в органах НКВД и во время операций 1937 — 1938 годов выполняла преступные методы ведения следственных дел, которые исходили от Заковского, Шапиро и Мигберта, ныне врагов народа, на которых я не могла в то время подумать. Они вбивали мне в голову преступные методы. Я была единственной женщиной, которая работала на следствии, и дошла почти до сумасшествия, всем исходящим от руководства указаниям я верила и так же, как и все остальные работники, их выполняла, но дел, бывших у меня в производстве без материалов, я не брала. Я виновата в том, что делала натяжки в протоколах допроса обвиняемых, била их, но это все я делала без всякого умысла и к тому же с распоряжения начальства, думая, что это нужно. Теперь я потеряла все, я потеряла партию и потеряла мужа. Прошу суд учесть мою 9-летнюю работу в органах НКВД и вынести справедливый приговор...
Подробнее: http://cyclowiki.org/wiki/%D0%A1%D0%BE% ... 0%B5%D1%80

Родители:
Оскар Саулович Гартнер
Давыдовна Гольдберг

В конце 1919-го красные отбили у белых Чернигов, Харьков, Полтаву, Киев и установили на Украине новый режим. Обоз, с которым шли Отто и Мартин, из Бердянска на Азовском море направлен был властью в Большой Токмак. Степными дорогами — шляхами — двинулись они в глубь благодатной земли днепровского левобережья, по благословенной, житной и сытной Таврии к центру расположения богатейших на свете меннонитских колоний. Радоваться надо было... Но чем ближе подходили наши «путешественники» к этому российскому Эльдорадо, тем тяжелее, тем мрачнее становилось у них на душе. Первая на пути колония Геленфельд, славная своими «Золотыми фламандскими» пшеницами, охвачена была огнем. Горело все — дома колонистов, риги, овины, клуни, хлева, конюшни, птичники, свинарники, коптильни... Из огненных вихрей неслись душераздирающие вопли заживо сжигаемых людей... Они пытались вырваться из пожарища, выломиться из припертых кольями дверей, выбраться из прихваченных слегами окон, выбросить детей из пылавших чердаков... Тщетно! Пулеметным огнем с тачанок расстреливали всех, пытавшихся спастись... Загоняли назад — в пламя... Обозников, что кинулись помочь горящим выбраться из огня, свинцовыми очередями скосили тут же, перед изгородями...
Обоз, состоявший из полусотни фур, красноармейцы согнали со шляха. Стреляя вверх, заставили обогнуть ярко горевшую колонию. И задержали. А уже к рассвету, когда огонь сошел и крики утихли, обыскали, будто в поисках оружия. Еду отобрали всю, хотя обозники видели горы мешков с зерном и снедью, награбленные перед экзекуцией. Потом проверили документы. Комендант проставил на них печать мелитопольской чрезвычайки и подпись: «Моисей Райхман»... Что же, Райхман так Райхман. Всякое может нынче быть в ЧОНах — Частях особого назначения...
Обозу приказали двигаться дальше.
И они пошли, сперва вдоль железной дороги Бердянск—Большой Токмак. Видели издали, как горели меннонитские же колонии Вальдхайм, а потом и Гальбштадт. Везде было одно и то же: сжигали дома и службы. И в них жгли загнанных туда людей. Из этих двух колоний в сторону обоза бежало несколько мальчишек. Ночью они подошли, крадучись, к кострам, разожженным фурщиками. Рассказали, что творили с ними ЧОНовские бандиты. Проговорились: управляли казнью и разбоем коменданты-жидки. Из местных, «с Бердянска», один — Генькин Илья. Другой чужак, «с Минска», — Блюменталь. Тоже Илья... Быть и такое может... Блюменталь так Блюменталь. Генькин так Генькин... Одно название — каты!..
К Большому Токмаку — цели их движения — фурщиков не подпустили. Прогнали, сопроводив несколькими ЧОНовцами на тачанках, с южной стороны железной дороги из Верхнего Токмака на Мелитополь, до Молочни. В Молочне, тоже колонии меннонитов, но еще не сожженной, обозников снова обыскали. Отобрали свеклу, что накопали они ночами на брошенных плантациях. Проверили и отметили документы. И здесь злодействовала шайка из Мелитополя. Хозяйничал в колонии комендант... Илья Гликман... Снова Илья! Дались они им. И опять: Илья так Илья...
При них, еще не отправив обоз, Гликман отдал команду сгонять мужиков. Отто, Мартин, обозники видели, как из домов ЧОНовские командиры стали выбрасывать мужчин и мальчишек. Колонистов били на ходу арапниками. Требовали что-то. Потом с боем загоняли в овины... Из стоявшего над улицами отчаянного крика с матерщиной обозники поняли одно: колонистов-мужчин пытаются силой мобилизовать в армию. Отсюда ругань, угрозы, битье всех подряд прикладами, стрельба — пока еще поверх голов... Однако когда обоз отошел с версту, в ночной темени сразу, во всех концах колонии, загорелись дома... И все тот же страшный вопль множества людей донесся до фурщиков...
Обоз двигался дальше. Теперь уже неизвестно куда и зачем: бердянский груз в Большой Токмак — просоленную, но еще до засола сгнившую тарань — везли они как уже с месяц ушедшей армии, успевшей забрать у колонистов запасенное ими на будущую зиму. Теперь ЧОНовцы все жгли и жгли меннонитские хозяйства вместе с их хозяевами. Жгли людей, которые по вере своей — всему миру известной — не могли ни убивать, ни воевать, ни даже руками касаться орудий убийства.
...На север наших обозников не пустили. Там, за сожженным Гальбштатом, вот уже месяц продолжалась массовая мобилизационная армейская облава на колонистов и украинских крестьян. Они обогнули горевший Тигернвайде, прошли вблизи пепелища Нейкирха. Здесь их опять окружили. Снова обыскали. Проверили документы. И надо же: подпись нейкирхского комиссара подтвердила уже закравшееся у обозников подозрение. «Шмуэль Гильман»! Еврей? Снова еврей?! Но это было еще не все: налетели ЧОНовцы из спаленного ими несчастного Тигернвейде. И, как заведено у бандитов, повальный обыск с грабежом. «Документы!» И снова... «Макс Эйхенбаум»...
И только вышли они в степь, увидели — снова, теперь уже на одессщине, — как все те же чекисты или те же ЧОНовцы жгли голландские и немецкие колонии! Горели поселки Люстдорф и Либенталь... А после, когда они обогнули лиман, видны были пожары Лихтенталя, Кульма и Лейпцига... Зачем это делалось? Из-за чего так жестоко казнили красные власти этих ни к каким партиям, движениям и компаниям никогда не принадлежавших тружеников? И почему лишь только огнем, лишь пожарами, лишь сжигая людей живьем?..
Был слух: наказывали за то, что прятали у себя на хуторах бежавших от красных деникинцев. «Офицеров», конечно. Но даже если это было правдой — не гнать же колонистам, которых приютила когда-то Россия, голодных, мерзнущих, бездомных русских солдат — и тех же офицеров — на улицу, как собак! Их, сирых, по всем человеческим законам, сперва следовало напоить и накормить... Да ведь это — по человеческим... Не по большевистским... «Не по жидовским...» Вот когда впервые услыхали Отто и Мартин прямое обвинение в адрес евреев. Всех без исключения! Потому как и здесь, у Одессы, — как, впрочем, и в самом этом городе, — повсюду зверствовала еврейская комиссарщина! Вот Либенталь и Люстдорф горят, а вокруг — чекистский шабаш: оцепления, облавы, отстрел бегущих. И, как везде, проверка документов. И снова: «Либерман» — комиссар Люстдорфа, «Минц» — комиссар Либенталя, «Куперман» — комиссар Кульма, этот везде поспевал назвать себя, раздувался спесью, ставя свою подпись на всякой бумаге... Говорили — евреи и в Лейпциге, и в Лихтентале комиссарят... От разговоров тех теперь было не уйти, даже если не только евреи там командуют. Еврей в глазах колониста превращался в мистического палача, а творимое им в колониях Украины — в ритуальное убийство огнем!
Тотчас прозвучали выстрелы — сперва одиночные, потом залпами. Застрекотали пулеметы... И несколько огненных смерчей поднялось сразу в четырех или в пяти фольварках... Только тогда огнем, поднявшимся будто до неба, высветилась масса войск, обложивших поселение... Однако здесь случилось не как у меннонитов, а как у тех, кто владел оружием: пулеметы заработали и от домиков на хуторах... Голландцы защищались...»
Так рассказывал Мартин, когда приехал с женой к ее брату, Отто Кринке, найдя его через пятьдесят лет. И встретившись со мною... Так он начал свой рассказ о подвиге колонистов Фриденталя, полностью сожженного 6 апреля 1920 года большевистскими карателями. В огне погибли почти все его жители, из которых больше половины были дети. А кончил рассказ словами: «Они заплатили за это! Они хорошо заплатили». Вот тогда я понял, что ничто не забывается. И кто это — «они»...
Налеты продолжались и после возвращения Отто и Мартина. Угнетала настойчивая повторяемость повальных грабежей. Являлись ночами. Лихорадочно, по-собачьи грызясь между собою, перетряхивали, перещупывали барахло. Рассыпали, пересыпая и проглядывая, зерно из ларей: искали ценности. Резали скотину и скопом копались в кишках — искали золото и камни. Ели свежесваренную кровяную колбасу. Пили молоко. Пеняли на эпоху — разрушительницу древних традиций. Благодарили. И по-тихому приглашали стариков хозяев «проехаться с ними — тут, недалеко». Приглашали без угроз и гвалта. Старики обреченно молчали. Молчали и молодые — жизнь не научила их громким излияниям чувств. Тем более что после происходивших полугодом прежде событий в Нойборне грех было жаловаться: тогда ЧОНовцы — тоже под командой евреев-комиссаров — врывались на фольварки. Хозяев — наземь. Дочиста выметали все съестное и молодую скотину. А если кто возмущался — били. Насиловали женщин. И убивали тут же, если кто сопротивлялся...
Нынче все было не так — без боя, насилий и стрельбы. Тихо. Тихо разговаривали. Тихо уводили. Куда? Недалеко. В Гутенский лес, что вблизи одноименной колонии Старая Гута. Там старики не торопясь рыли себе могилы. Активисты, маясь, жгли костерки, если дело было к ночи. Ночи, по весеннему времени, были еще холодноваты. Беседовали мирно о мирских делах. Когда ямы поспевали, они, по-быстрому взвинтясь, стариков забивали все теми же ломами. Огнестрельного оружия у них не было. Возвратившись в Нойборн, они аккуратно сообщали родственникам казненных, что сдали их этапному конвою ЧОНа. Родственники делали вид, что верили. Верили истинно в то, что час возмездия грянет.
Правду об убийствах в Гутенском лесу узнали в Нойборне от девочек-колонисток из Старой Гуты. Они по лесным вырубкам собирали хворост для топки. И видели, что творят местечковые с нойборнскими и из других колоний стариками. И что главные из катов — ихний активист Самуил Харбаш и Исай Шойхет. А командует ими Берка Штилерман — комиссар из Красностава. И еще Зенцер Аба.

http://www.proza.ru/2011/08/12/893

Это понятно. Неудобный вопрос это придуривание. А по сути? Вот такие вот следователи и громили врагов народа. Или это были интеллигентные православные сталинисты?

Как будто сейчас в органах работают поборники Законности и Справедливости. Там таких дураков не держат, работать мешают. Нургалиев копытом в грудь бил про отмену палочной системы, а она до сих пор есть. В сталинское время суды 10% оправдательных приговоров, суды присяжных сейчас 30-40%, а российские суды 1-2%. И получается где то 300 тыс невинно осужденых.

такие же садисты и сейчас
а корни оттуда идут в том числе и от этой жидовки
про нее я еще у Солженицына читал

В сталинское время суды 10% оправдательных приговоров... классовым врагам,кулакам ,белогвардейцам?
Ни когда бы не подумал.
Скорее осудили бы судью,за то ,что оправдал классового врага.