Всем интересующимся личностью барона Унгерна фон Штернберга советую прочитать книгу-мемуары белоэмигранта Сергея Хитуна "Дворянские поросята", найдя ее например через поисковую систему nigma.ru , введя автора и название книги. Очень интереная книга, для интересующихся НАСТОЯЩЕЙ РОССИЕЙ и Белым движением. Вот пара выдержек из нее:
Сергей Е. Хитун. ДВОРЯНСКИЕ ПОРОСЯТА.
"Было что-то в этих коротко остриженных, круглых головах, склонившихся рядами над горячей овсянкой, что-то в их упитанных, подвижных фигурах в белом, что-то в доминирующем розовом цвете их лиц и ушей, что побудило горожан города Чернигова назвать (и не без зависти) пансионеров - "Дворянские поросята". г. Сакраменто Калифорния 1974 г.
ВВЕДЕНИЕ
С давних времен история и биография выступают как союзники...
Жизнь отдельных личностей помогла глубже и полнее уяснить смысл и ход исторических событий, делала хронологию более конкретной...
А. Уилсон.
Первая часть воспоминаний автора покрывает 1905-1913 г. г. В начале этого документального очерка - много упоминаний о смутном времени 1904-1905 годов и о волне восстаний, прокатившейся по всей России в то время.
Затем следует описание жизни молодого поколения - "Российских Дворян" в начале настоящего века. В смешанной форме скетчей, инцидентов и рассказов, читатель знакомится с детьми и юношами этого "благородного сословия", которое считало себя "Столпами Империи Российской".
Автор, бывший воспитанник Черниговского Дворянского Пансиона, описывает подробно о воспитании и образовании пятидесяти пансионеров: их игры, шалости, спорт и развлечения, их робкие шаги в любовных увлечениях; выводит типы их воспитателей, учителей и слуг - дядек, ответственных за умственное процветание и физическое благополучие молодых дворян, за их мысли, верования и надежды на пороге зрелости, в канун Революции 1917 года."
Вторая часть книги о пребывании в войсках барона Унгерна:
" Переехав Ургу, я ссадил ламу, в верстах 10-ти к западу, у его монастыря. Там же я встретился с санитарным обозом.
На передней телеге, с лицом белым как мел, лежал с забинтованной ногой, доктор К. Ко мне подошел фельдшер, сопровождавший этот обоз с ранеными и попросил меня довезти, страдающего от тряски в телеге, доктора и его самого в Ургу. Я знал фельдшера Струкова, он сидел вместе со мной в тюрьме, и, конечно, согласился.
Я ехал медленно назад в город, чтобы дать себе возможность выслушать все то, что мне говорил, сидящий со мной на переднем сидении, фельдшер:
"Унгерн рассчитывал на дополнительную мобилизацию среди русского населения на пути его дивизии к Кяхте. Каково же было его изумление, когда первые две русские деревни, к которым он подошел, оказались пустыми.
Разгневанный барон приказал сжечь всю, оставленную населением, деревню. Из крайней избы, спасаясь от дыма и огня, вылез, кланяющийся в пояс, седобородый старик. Унгерн приказал подарить ему лучшую избу - в следующей деревне; она оказалась тоже пустой, но ее не жгли, только для того, чтобы дать старику хороший выбор.
Красные, давно поджидавшие наступление барона, выставили 50-ти тысячную армию для его встречи. Хотя Унгерн и знал о таком численном превосходстве красных, но он, все же, решил прорваться в Троицкосавск и Кяхту, где, по донесениям, было сильное белое "подполье".
В первом же бою, артиллерия красных, собранная со всего Иркутского Военного Округа и Забайкалья, картечью расстреляла значительную часть конницы барона, отбив его дерзкую атаку. Сам барон был ранен в ягодицу.
- Дура, пуля - нашла же место, - ругался он, сидя боком в седле.
Дивизия, под давлением красных, отступила в гольцы к востоку, открыв дорогу на Ургу для большевиков.
Эта крупная неудача имела большие последствия. Обходя ночью бивуак, Унгерн увидел раненых, лежащих рядами на траве, в то время как, врач спал в палатке. Взбешенный барон вбежал в палатку и одним ударом ташура сломал ногу спящему...", - Струков кивнул головой назад на полулежащего на заднем сиденьи доктора К.
- После этого, барон спохватился и вдруг пообещал больше не пороть своих "трусливых овец - офицеров". Но было поздно... "Трусливые овцы" набрались храбрости и, в одну темную ночь, открыли пулеметный огонь по палатке, правой руки барона, Генерала Резухина. Генерал был ранен и, в то время как, его адьютант перевязывал его рану, один из офицеров, бывшей Оренбургской армии, не могший простить Резухину расстрел полковника Дроздова, (См. "В Монгольской тюрьме".) выстрелом в затылок, убил его наповал.
- В двадцати верстах к востоку, где стояла другая полудивизия, заговорщики употребили тот же прием "ликвидации" барона. Из-за темноты, пулеметный огонь, ошибочно, изрешетил палатку вестовых.
- Барон выбежал, вскочил на своего коня и поскакал под защиту тургутской сотни.., за ним гнался сотник М. и, по его словам, стреляя по Унгерну кричал: - Остановись, дурак, трус...
Тургуты сочувствовали заговору; они, молча, навалились на барона и, связав его, уготовили самую страшную для Унгерна меру наказания - оставили его связанным на дороге, где он и был подобран разведкой, наступающих красных.
Барона возили по улицам г. Иркутска в клетке на телеге - напоказ жителям.
На суде над ним в Ново-Николаевске, Унгерн держался вызывающе и, если не молчал, то ругал своих судей, пытавшихся допрашивать его о его "преступных планах".
Там же он и был расстрелян...".
|