Цитата:
Кровожадный людоед Сталин, повязанный большой кровью с чекистами, ввел пытки как нормальную практику в отношении «врагов народа». Свидетель преступлений - печальноизвестная Сухановка.
«Кровожадный людоед» и «Сталин и чекисты повязаны большой кровью» - это цитаты из статьи Анатолия Яблокова в «Новой», ставшие предметом иска внука Сталина к газете и ее автору. 13 октября Басманный районный суд г. Москвы отказал в удовлетворении исковых требований Джугашвили Е. Я. о признании этих и других сведений из статьи Яблокова «вымышленными, не соответствующими действительности». Однако истцы подали кассацию в Мосгорсуд. 10 декабря состоится судебное заседание.
О преступлениях Сталина 30 октября, в День репрессированных, в своем видеоблоге сказал и президент России Д. А. Медведев.
Чтобы еще раз подтвердить слова президента и справедливость решения Басманного суда, мы начинаем публиковать главы из книги Лидии Головковой «Сухановская тюрьма. Спецобъект 110» (М: Возвращение, 2009), предоставленные автором «Новой». Все, что в них написано, основано на документах и подлинных свидетельствах. И это страшные документы и свидетельства. Сухановкой пугали даже несчастных узников Бутырки и Лефортова.
Интересно, что эта пыточная тюрьма создавалась в 1939 году «под Ежова и ежовцев». Как известно, паханы ОПГ рано или поздно, когда дело сделано, избавляются от своих подельников. Чтобы не делиться и чтобы не заложили, если что. Так же поступил и Сталин, когда руками «ежовцев» Большой террор был осуществлен и завершен (если бы продолжался, в стране просто не осталось бы населения - кем тогда руководить, от кого слышать славословия?). А поскольку подельников у Сталина было много, пришлось открывать новую тюрьму, которая, впрочем, пригодилась и для тысяч ни в чем не повинных людей: героев войны, инженеров, студентов и даже школьников.
Такой тюрьмой и стала Сухановка - самое изуверское сталинское ноу-хау. Читайте.
Олег Хлебников
+++
СУХАНОВКА: МОНАСТЫРЬ, СТАВШИЙ ПРЕИСПОДНЕЙ23 ноября 1938 года Ежов вынужден был подать рапорт об отставке с поста наркома госбезопасности. В тот же день, 23 ноября, заместитель Ежова, а фактически уже руководитель НКВД Берия направил на имя председателя Совнаркома В.М. Молотова следующее письмо-постановление: «В связи с возникшей необходимостью оборудовать особо изолированную тюрьму специального назначения при ГУГБ НКВД нами намечено использование для этой цели территории и зданий Сухановского монастыря, переустройство которых под тюрьму может быть произведено в месячный срок». (Вот откуда пошло название Сухановской тюрьмы, сбивающее многих с толку; просто Берия перепутал имение Суханово, расположенное поблизости от монастыря, с самим монастырем. Так дальше и пошло.)
25 ноября 1938 года нарком внутренних дел, генеральный комиссар государственной безопасности I ранга, «железный», «несгибаемый», всемогущий Ежов был снят со своего поста. Его место в тот же день занял Берия. Последовавший вслед за тем совсекретный приказ НКВД от 2 декабря 1938 года гласил: «...В трехдневный срок реализовать постановление СНК СССР о выселении с территории строительства личного состава подсобного хозяйства дома отдыха Архитектурного фонда...»
Не приходится сомневаться, что новая тюрьма, оборудованная с такой поспешностью, была устроена Берией для расправы со своими предшественниками - Ежовым и всем ежовским аппаратом. Состав заключенных 1939 года говорит сам за себя: большинство узников - это сотрудники высшего и среднего звена НКВД.
Едва начала функционировать новая политическая тюрьма, как 10 января 1939 года всем секретарям обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий, наркомам внутренних дел и начальникам УНКВД была разослана совсекретная шифротелеграмма, подписанная Сталиным. (Об этом документе народ узнал лишь в начале 1990-х годов.)
В шифротелеграмме от 10 января 1939 года говорилось: «ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП... <...> Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и недоразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».
Эта шифротелеграмма явилась как бы программой действий для сотрудников новой Сухановской тюрьмы, начавшей с 15 января 1939 года принимать чекистов всех рангов и граждан других категорий.
Был перестроен Екатерининский собор. В жилых корпусах оборудовали камеры для заключенных, в цементные полы были вмурованы столы и табуретки для дневного сидения, устроены поднимающиеся и запирающиеся на замок доски-кровати, а в окна вставлены толстые гофрированные стекла с впаянной арматурой, почти не пропускавшие дневного света. Согласно инструкции во всех помещениях были сглажены, скруглены углы, чтобы заключенные не вздумали разбивать о них свои преступные головы и тем самым уходить от допросов «с пристрастием» и «высшего революционного возмездия» - расстрела. Были устроены специальные помещения: стоячие карцеры (1х1 м2), карцеры горячие, холодные, темные, какие-то спецкамеры (3х3м2) - без окон, камеры для «буйных» - с обивкой из кошмы, покрытой сверху резиной, линолеумом или брезентом, на которые в свою очередь наносился толстый слой масляной краски; в этих камерах не было никаких предметов, никакого оборудования, здесь под непрерывным наблюдением содержались «буйные» - до «полного успокоения».
Некоторые помещения были оснащены специальными приспособлениями для пыток. Ныне рассекречен приказ НКВД № 0068 от 4 апреля 1953 года. В нем в пункте 1-м без обиняков говорится: «...установлено различное применение пыток: избиение, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, холодные и горячие карцеры». Пункт 2-й того же приказа гласил: «Ликвидировать организованные руководством б. МГБ СССР помещения для применения к арестованным физических мер воздействия, а все орудия, посредством которых осуществлялись пытки, - уничтожить».
Говорили, что новейшее пыточное оборудование в Сухановскую тюрьму завезли тогда из фашистской Германии, но, конечно, у нас имелись и собственные образцы подобных изделий, самыми незаменимыми из которых были кулак, сапог и дубина. Именно об этих «образцах» вспоминали те, кому удалось остаться в живых после Сухановки. Сами чекисты рассказывали, что «130-килограмовый» Богдан Кобулов, допрашивавший подследственных с помощью кулака, мог убить человека с одного удара.
Ежова арестовали 10 апреля 1939 года, на Старой площади в кабинете Г.М. Маленкова, куда его вызвали для разговора. Первому в стране чекисту было предъявлено обвинение «в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД СССР, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и государства и вооруженного восстания против советской власти».
Вскоре после ареста Ежова доставили в Сухановскую тюрьму. Здесь бывший нарком находился под следствием до самого суда - в течение десяти месяцев. В одиночной камере Сухановки у Николая Ивановича была прекрасная возможность вспомнить 1937 и 1938 годы, когда он был на вершине власти и славы и когда по его приказам автозаки с приговоренными к смерти двигались по всей стране в направлении спецзон - для расстрела и тайного захоронения. И хоть за Ежовым стоял сам Сталин и некоторые его приспешники из числа членов политбюро, народ навеки связал 1937-й и отчасти 1938 год с именем «железного» наркома Ежова.
Страна была залита кровью, даже все ее отдаленнейшие уголки. Десятки тысяч убийств были совершены и здесь - всего в нескольких километрах от Сухановской тюрьмы, где находился Ежов, - на Бутовском полигоне и спецобъекте «Коммунарка». К моменту водворения Ежова в Сухановке чудовищные человеческие жертвы с его участием были уже принесены.
Так, в ближайшем Подмосковье, а именно в Ленинском районе, появился настоящий Бермудский треугольник - с тремя основными зонами, где начали исчезать люди. Это были Бутовский полигон и спецобъект НКВД «Коммунарка», к которым в 1939 году присоединилась Сухановская тюрьма.
ЕЖОВ В СУХАНОВКЕКогда арестованного доставили в Сухановку, его портреты еще красовались по стенам бывшего монастыря и в кабинетах следователей. Никто не знал тогда об его аресте. Это тщательно скрывалось не только от советских граждан, но и от рядовых сотрудников НКВД.
О первых днях пребывания в Сухановке Ежов вспоминал с какой-то почти детской обидой, удивлением, как человек, впервые в жизни соприкоснувшийся с жестокостью и несправедливостью. «Я говорил, что я не шпион, что я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения», - писал он в своих показаниях и письмах-ходатайствах.
В первые дни пребывания в Сухановке Ежова охраняли, как никого другого: четыре охранника бессменно стояли у двери, один находился внутри камеры. Видимо, в верхах опасались, что Ежову могут помочь бежать.
Так как Ежов, по его же собственным словам, не выносил боли и насилия над собой (подумать только!), он не мог оказать сопротивления оговорам и спустя несколько дней подписал все, что от него требовали. «Железный нарком» «признался в шпионской деятельности в пользу Германии, Польши, Франции, Англии и Японии», в том, что он «руководил заговором в НКВД и подготавливал террористический акт против Сталина и других руководителей»; вскоре он признался еще и в содомии, которой был подвержен с подросткового возраста, когда был подмастерьем у сапожника. Но последнее не очень интересовало следователей. Через две недели пребывания в Сухановке Ежов, прекрасно понимая, что его ждет, попросил бумагу, чернила и написал записку Берии: «Лаврентий! Несмотря на суровость выводов, которые заслужил и принимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца. Твой Ежов».
Ответа, разумеется, не последовало.
Следственное дело Ежова составляют двенадцать пухлых томов. Ежова допрашивали по ночам сам Берия, а также заместитель начальника следственной части НКВД, старший лейтенант госбезопасности Эсаулов и капитан госбезопасности Родос.
Б.В. Родос и А.А. Эсаулов - ставленники и приближенные Берии, которым он поручал особые задания, - избиения осужденных к расстрелу перед приведением приговоров в исполнение. Берия говорил: «Перед тем как им идти на тот свет, набейте им морду».
Жертвами садистов Эсаулова и Родоса были, как правило, видные политические деятели, например, член политбюро ВКП (б) С.В. Косиор, кандидаты в члены ЦК В.Я. Чубарь и П.П. Постышев, 1-й секретарь Кабардино-Балкарского обкома ВКП (б) Б.Э. Калмыков, секретарь ЦК ВЛКСМ А.В. Косарев, генерал-полковник Локтионов и другие. По свидетельству начальника 1-го спецотдела НКВД Баштакова, Родос вместе с Эсауловым по приказу Берии зверски избивали уже приговоренного к расстрелу Р.И. Эйхе, продолжая домогаться признания, что он шпион. Л.Ф. Баштаков рассказывал об этом на допросе в январе 1954 года:
«...Я и комендант Блохин выехали в Сухановскую тюрьму для того, чтобы получить там группу осужденных Военной коллегией Верхсуда СССР к расстрелу для исполнения приговоров. Когда прибыли в тюрьму, то мне было передано распоряжение Берии о том, чтобы я явился к нему в кабинет в Сухановской тюрьме.
Я пришел к нему в кабинет, в котором в это время находились кроме Берии Родос, Эсаулов и приговоренный к расстрелу бывший секретарь одного из крайкомов партии Эйхе». «На моих глазах, - продолжал свой рассказ Баштаков, - по указаниям Берии Родос и Эсаулов резиновыми палками жестоко избивали Эйхе, который от побоев падал, но его били и в лежачем положении, затем его поднимали, и Берия задавал ему один вопрос: «Признаешься, что ты шпион?» Эйхе отвечал ему: «Нет, не признаю». Тогда снова начиналось избиение его Родосом и Эсауловым, и эта кошмарная экзекуция над человеком, приговоренным к расстрелу, продолжалась только при мне раз пять. У Эйхе при избиении был выбит и вытек глаз. После избиения, когда Берия убедился, что никакого признания в шпионаже он от Эйхе не может добиться, приказал увести его на расстрел».
Б.В. Родос и А.А. Эсаулов были одногодками, родились в 1905 году. Оба имели низшее образование. По окончании следствия по делу Ежова и массовых расстрелов по нему 26 апреля 1940 года оба были награждены, Родос - орденом Красного Знамени, Эсаулов - орденом «Знак Почета» «за выполнение ответственных заданий правительства». Родоса, кроме того, через четыре дня наградили еще боевым оружием «за выполнение спецзадания» - поимку бывшего наркома внутренних дел УССР Успенского. После войны Родос был понижен в должности и назначен начальником следственного отдела УКГБ Крымской области. Его московская четырехкомнатная квартира по Старопименовскому переулку, в доме № 4, после его перевода досталась другому знаменитому сухановскому палачу-изуверу - М. Рюмину.
Был отозван из Москвы и Эсаулов, после войны он - замнаркома госбезопасности Белорусской ССР. Много общего у заплечных дел мастеров, но конец жизни - разный. Эсаулов дослужился до генерал-майора и умер своей смертью в 49 лет, похоронен с почестями на Ваганьковском кладбище. Родос в звании полковника был уволен из «органов» «за моральное разложение». В 1953 году его арестовали, и три года он находился под следствием. Он говорил в свое оправдание: «Я считал, что выполняю поручение партии». В 1956 году его расстреляли по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
Но вернемся к Сухановской тюрьме.
БАБЕЛЬ И МЕЙЕРХОЛЬД- Я видел Берию, - рассказывал о Сухановке бывший охранник П.В. Мальцев, - и было это часто. Он лично допрашивал Ежова.
Сухановские следователи менялись, но методы дознания оставались те же. По показаниям Ежова было арестовано множество людей. Спустя месяц после пребывания в Сухановке он дал показания на свою жену, Евгению Соломоновну, и писателя Исаака Бабеля (находившихся одно время в интимных отношениях), обвиняя их в совместной шпионской деятельности в пользу Англии.
Исаак Бабель был арестован 16 мая 1939 года и в тот же день доставлен в Сухановку. Там его сразу же «поставили на конвейер»; три следователя - Шварцман, Кулешов и Сериков, сменяя друг друга, вели допрос три дня и три ночи. В результате Бабель «признался», что занимался террористической деятельностью под руководством Ежова, что, собственно, и требовалось следователям. Дело Бабеля курировал даже не Берия, а Жданов.
Через пять дней после ареста Бабеля был арестован В.Э. Мейерхольд. Скорее всего, он также оказался в Сухановке, так как его допрашивали те же следователи, что и Бабеля. Ныне широко известно письмо, написанное Мейерхольдом из тюрьмы на имя председателя Совнаркома В.М. Молотова о том, как его избивали на допросах. Читать это письмо физически тяжело.
Бабель провел в Сухановской тюрьме немногим более трех недель. Затем его возвратили на Лубянку. А Ежов продолжал содержаться в Сухановке и, по выражению надзирателя Мальцева, постепенно превращался в настоящего «доходягу».
ЯНВАРСКИЕ И ФЕВРАЛЬСКИЕ РАССТРЕЛЫНе отличавшийся никогда хорошим здоровьем, Ежов заболел в Сухановке воспалением легких. Опасаясь, что подследственный не доживет до суда и расстрела, Берия 11 января 1940 года направил письмо Сталину о болезни важного узника. Ежова поместили в Бутырскую тюремную больницу и немного подлечили. Но спустя дней десять его снова доставили в Сухановку и 1 февраля вручили обвинительное заключение.
Основные судилища по делу «правотроцкистской организации» проходили в конце января и в первых числах февраля 1940 года. Решения Военной коллегии Верховного суда СССР не отличались разнообразием: почти во всех случаях выносился приговор к высшей мере наказания. Вслед за решениями суда полагалось приводить приговор в исполнение «немедленно», в течение часа. Очевидно, были мобилизованы все имеющиеся в запасе «сотрудники для особых поручений», так называемые исполнители. Всем распоряжался, командовал и подавал, как всегда, пример комендант АХУ НКВД В. Блохин.
Расстрелы сухановских сидельцев по делу Ежова начались 21 января 1940 года и продолжались ежедневно - вплоть до конца января. Расстрелы 27, 28 и 29 января унесли жизни не только видных сотрудников НКВД. Вместе со всеми 27-го почему-то казнили инспектора отдела кадров Комитета по делам мер и измерительных приборов; в тот же день расстреляны вместе мать и сын; это были жена заместителя Ежова - Е.Г. Евдокимова, домохозяйка, и их сын, учащийся московской школы № 204. Самого Евдокимова расстреляли через пять дней.
Больше всего произведено казней по делу Ежова с 1 по 5 февраля. Были расстреляны: заместители наркома водного транспорта, начальник отдела судебной защиты Наркомата юстиции СССР, начальники отделов, спецотделов и спецгрупп НКВД, секретари посольств СССР в разных странах, нарком внешней торговли, заместитель председателя КСК при СНК СССР; деятели культуры: журналист М.Е. Кольцов, режиссер В.Э. Мейерхольд, а также брат жены Ежова - И.С. Фейгенберг.
В последних числах января были приговорены, но расстреляны позже, 12 февраля, нарком НКВД Казахской ССР С.Ф. Реденс и начальник иностранного отдела НКВД СССР С.М. Шпигельглаз. В конце января - начале февраля была казнена семья бывшего заместителя Ежова, комиссара 1-го ранга М.П. Фриновского (перед арестом - наркома Военно-морского флота СССР); были расстреляны он сам, его жена и сын-школьник, учащийся 2-й московской спецшколы.
В ночь с 3 на 4 февраля, накануне судебного заседания, Берия приказал доставить к нему в кабинет Ежова. Разговор их происходил с глазу на глаз. Можно только предположить, что Берия втолковывал Ежову, как нужно вести себя на суде в интересах следствия, партии и государства, а также в своих собственных интересах. Будучи наркомом, Ежов и сам нередко проводил подобные беседы накануне казней и знал им истинную цену. Неизвестно, что отвечал Берии заключенный, но в заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, состоявшемся 4 февраля, Ежов нашел в себе силы отказаться от своих прежних показаний. Судья В.В. Ульрих зачитал подсудимому заранее определенный смертный приговор. По свидетельству очевидцев, Ежов побледнел и стал заваливаться набок, так что охранники вынуждены были поддерживать его под руки. Но потом он немного пришел в себя. Ежов попросил не арестовывать его брата и племянников (он не знал, что за несколько дней до этого его брат и двое племянников уже были расстреляны). Уже зная, что его ждет расстрел, он обратился к Военной коллегии со следующими словами: «Прошу одно - расстреляйте меня спокойно, без мучений». Закончил он свое слово тем, что пообещал умереть с именем Сталина на устах.
Но есть сведения, что перед самой казнью осужденный, как это бывало с приговоренными подобного ранга, подвергся издевательствам и самому зверскому избиению.
После судебного заседания В.М. Блохин получил предписание за подписью В.В. Ульриха немедленно привести в исполнение приговоры к высшей мере наказания в отношении тринадцати человек. Десять человек, среди которых были крупные чекисты, тогда же казнили. Ежов и бывший начальник контрразведывательного отдела ГУГБ НКВД Н.Г. Николаев-Журид были расстреляны 6 февраля 1940 года...
Родственникам Ежова впоследствии сообщили, что он умер в 1942 году от кровоизлияния в мозг в местах лишения свободы. Но в 1960-1970-х годах ходили странные слухи, что Ежов не был тогда расстрелян, а умер в Казанской тюремной психиатрической больнице.
Можно представить себе, что творилось в эти дни и ночи в подвалах Варсонофьевского переулка, где происходили расстрелы по приговорам Центра. С помощью особого механизма тела расстрелянных поднимали из подвалов наверх, погружали на полуторатонки и отвозили в Донской крематорий. Считается, что прах после кремации ссыпали в ямы неподалеку. В таком случае в земле, принимавшей всех без разбора, прах казненных палачей смешивался с прахом их жертв. Правда, знающие люди из числа сотрудников ФСБ уверяют, что прах казненных частенько никуда не «ссыпали», а выбрасывали в канализацию или вывозили на свалки.
Помимо военачальников, вышедших из окружения, и бывших военнопленных, в составе узников Сухановки была большая группа специалистов Наркомата боеприпасов СССР: экономисты, инженеры-технологи, механики, начальники управлений. Большинство из них расстреляно, другие получили различные сроки. Многих экономистов, бухгалтеров и т.д. объединяло одно - нерусские фамилии (по большей части еврейские) или «неподходящее» место рождения: Прибалтика, Западная Украина, а то даже Италия или Турция.
Именно по этим признакам оказались здесь председатель правления, начальник управления инкассации и несколько сотрудников Госбанка.
В 1948 году в Сухановской тюрьме находилась жена второго лица в государстве В.М. Молотова, проходившая по делу ЕАК (Еврейского антифашистского комитета). Это была Полина Семеновна Жемчужина.
Ад с ночными допросами продолжался в Сухановке при новом начальнике тюрьмы - М.А. Дуринове. Из следственных кабинетов раздавались ужасающие крики, такие, что, по свидетельству парторга тюрьмы старшего лейтенанта Ф.Я. Серова, начальник тюрьмы приходил в следственные кабинеты и просил, «чтоб допрос проводился потише».
Параллельно с большим разветвленным делом Еврейского антифашистского комитета разрабатывалось дело о «геологах-вредителях». Более 20 из них оказались под следствием в Сухановской тюрьме. Добиваясь признания вины, геологов подвергали в Сухановке избиениям, в которых собственноручно принимал участие первый заместитель министра (будущий министр) госбезопасности И.А. Серов. Одновременно с делом геологов разворачивалось так называемое «Ленинградское дело», известное как дело «врачей-отравителей». Оно переплеталось с делом ЕАК своей антисемитской окраской.
Через сухановские пыточные камеры прошли преподаватели, студенты и даже школьники - дети арестованных высокопоставленных родителей.
Особое место среди узников Сухановки занимают люди искусства. Более других, как обычно, пострадали литераторы - писатели, поэты, журналисты, издатели, редакторы. Один из писателей, Я.И. Шляхтер, не выдержав истязаний, умер в тюрьме от паралича сердца (известный диагноз!). Несколько членов Союза писателей были расстреляны, другие получили различные сроки заключения.
Испили здесь горькую чашу до дна режиссер Московской киностудии научно-популярных фильмов Б.Н. Ляховский; руководитель филиала Театра оперы и балета им. С.М. Кирова, народный артист, награжденный, между прочим, орденом Ленина Н.К. Печковский; киноактер (перед арестом - БОЗ и БОМЖ) М.А. Нестеров-Алексеев. Сроки заключения этих узников соответственно - 8, 10 и 15 лет.
В разные годы оказались в пыточной бериевско-сталинской тюрьме композиторы А.В. Рязанов и Юлий Хайт, художник Мейер Иоффе-Ио из Риги, художник-модельер из Ленинграда Леопольд Берман, член МОСХа Борис Файнгольд (надо думать, все они попали в эту тюрьму из-за своих «неподходящих» фамилий в годы борьбы с космополитами).
Но как здесь оказались простые, с русскими фамилиями шоферы Дмитриев С.Т. и Панасов И.Д., сварщик Шубин А.И., рабочие с Рыбинского завода Канатов и Карев, портниха Константинова, токарь, пожарные, буфетчик Борзов с Казанского вокзала? Трудно понять...
ТАЙНЫЙ КРЕМАТОРИЙХодили упорные слухи, что в монастыре, в бывшем Екатерининском соборе, был оборудован, по выражению одной местной жительницы, «маленький крематорий» - «на несколько человек». Конечно, ни теперь, ни когда-либо после мы не найдем документов, подтверждающих это. Но вот что рассказывает подполковник в отставке Ю.Н. Богомолов. Будучи слушателем Высшей школы МВД в Москве, Богомолов посетил Сухановскую тюрьму в составе группы преподавателей и учащихся. Это было в 1958 году.
Подполковник Ю.Н. Богомолов рассказывает: «В храме мы увидели такую картину: напротив входа - печь с железными дверцами. Тут же железные носилки на роликах. Я не сразу заметил, что в четырех углах храма стояли высокие, в человеческий рост, вогнутые внутрь бронированные щиты с небольшими прорезями на уровне глаз. Жертву заводили в храм, и невидимые стрелки палили по ней со всех сторон из наганов. Обычно человек не успевал даже сообразить, что он умирает. Затем подручные взваливали тело на носилки и отправляли в печь, которая топилась мазутом. Казни совершались по ночам, чтобы дым из крематория не был виден окрестным жителям».
Слушателей школы МВД сопровождал бывший сотрудник тюрьмы, человек из хозобслуги. Указывая на кирпичную трубу за окнами собора, он хвастливо заметил: «Через эту трубу вылетела не одна сотня «контриков»...
Начальник тюрьмы полковник Дуринов, при котором творились здесь все беззакония, в 1958 году был арестован и подвергнут допросу. Его лишили было воинского звания, наград и пенсии, но вскоре все это благополучно вернулось к нему.
После расстрелов сухановских сидельцев в 1950, 1951 и 1952 годах - генералов, адмиралов, других высших чинов офицеров - и отправки остальных по этапу Сухановка опустела. В апреле 1952 года тюрьму «поставили на консервацию». С марта 1952 по апрель 1959 года бывшая тюрьма использовалась как хранилище документов. С 1959 по 1965 год в помещениях бывшей тюрьмы размещалась областная тюремная больница.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕИтак, Сухановская тюрьма изначально предназначалась для содержания советской элиты. Сюда попадали в первую очередь самые ревностные приверженцы большевизма - те, кто целенаправленно разрушал устройство и старинный уклад Российского государства, кто сознательно или неосознанно привел страну в состояние дикости и духовного разорения.
Разумеется, все эти люди обвинялись не в том истинном зле, которое они принесли, а в мифическом «шпионаже», «участии в контрреволюционных диверсионно-террористических организациях», в «антисоветской деятельности», в «покушении на Сталина» и других первых лиц государства.
Через застенки Сухановки прошли известные командармы, нередко действовавшие, как теперь оказалось, по отношению к своему народу с исключительной жестокостью. При Берии здесь содержались также родственники высокопоставленных, уже расстрелянных «врагов народа»; арестованные по приказу Ежова № 00486 еще от 15 августа 1937 года. То были красивые и не очень красивые жены, молоденькие дочки, заодно и некоторые известные красавицы-актрисы - из тех, что исчезали на улицах города средь бела дня.
Кроме того, в Сухановке в разные годы заключено было по доносам сослуживцев немало крупных специалистов в различных областях науки и техники, деятелей культуры и искусства. В годы войны и после нее через одиночки и подвалы спецобъекта № 110 прошли военные высоких рангов, боевые генералы, попавшие вместе со своими армиями в окружение и хлебнувшие уже горя в немецких концентрационных лагерях, дипломаты, выдающиеся советские разведчики, верой и правдой служившие своей стране и своему народу.
Конечно, в Сухановку подчас попадали (особенно в конце 1940-х) и случайные люди: слишком бойкие студенты, иногда почти дети, не верящие по молодости в то, что в советском государстве невинная шутка может стоить жизни; иностранцы, обманутые пропагандой «первого в мире социалистического государства»; обыкновенные рядовые служащие...
Сухановская тюрьма представляла собой место, где власть, демонстрируя свою несостоятельность, пожирала самое себя. Во главе тайного спецучреждения стояли настоящие монстры сталинского режима, в совершенстве постигшие науку человеконенавистничества. В подчинении у них нередко были люди с искалеченной психикой и больной совестью.
На маленьком клочке земли, огороженном стенами старинного монастыря, как в капле воды, отразилась отечественная история, предстала во всей своей глубине трагедия отношения нашего народа со своими идеалами и духовными ценностями.
Ныне снова в стенах монастыря звучат слова молитвы. Поминаются все «умученные и убиенные в годину лютую на месте сем».
Автор: Лидия Головкова
"Преображенское братство"
https://psmb.ru
Тебе надо отдельный форум создать на двоих. Чтобы вы с Николаем Сергиевичем перебрасывались бы цитатами. А.Р.