Что такое любовь, и какое отношение она имеет к человеку?
«И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему по подобию Нашему» (Быт.I;26)
Согласно библейскому повествованию, человек есть "образ Богу уподобляющийся".
Далее, у ап.Павла мы читаем:
«Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин.IV;16).
Отсюда видим, что любовь имеет божественное происхождение. Пребывающий в любви подобен Богу. Любовь возвышает человека до его божественного Первообраза, и соединяет с Ним.
Но, в раю человек был ещё далёк от своего Первообраза, но, в нём было заложено богоподобие, и Бог постепенно вводит человека в это состояние.
Бог приобщает человека к творческому процессу, приводит к нему животных, которым Адам нарицает имена... Также дает названия звездам и всему тому, что сотворил Бог. Человек становится, как бы соавтором мироздания.
Одного только ему ещё не доставало - Любви. Такое состояние человеку ещё не было знакомо, и он должен был его обрести.
«Будем любить Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (1Ин.IV;19).
Да, Бог любил Адама... но, любил ли Адам Бога?
Любовь нельзя заповедать, человек должен был открыть ее в себе сам и Бог постепенно ведёт его к этому.
20 И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему.
21 И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию.
22 И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку.
23 И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа (Быт.II;20-23).
Когда человек нарицал имена животным он видел, что это другие твари, что животное это не человек. А вот когда он увидел жену, которую привел ему Бог, он сразу увидел, что это человек, он ощутил в ней частицу себя... Общаясь с животными он этого не чувствовал.
Он почувствовал единство, что он и жена - одно целое.
Чувство единения, осознание двоих, как одного целого ("кость от костей моих и плоть от плоти моей") это и есть - любовь (в отличии от страстной похоти)... Адам прнизнается в любви к жене. Любовь эта была подобно той, как родители любят своих детей, как Бог любит человека.
Адам познал чувство любви. Но, это тбыла любовь к себе подобному, Бог же требует от человека большей любви, чем к самому себе.
"Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?
Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь" (Мф.XXII;36-38).
Как Адам должен был развить в себе любовь к Богу? Через исполнение заповеди.
Вот, хочется тебе вкусить запретный плод, а ты переступи через свои хотелки, ограничь себя, прояви свою любовь к Богу... не нарушай заповедь... Это и есть возлюбить Бога больше самого себя, поставить Его выше своих желаний, чтобы даже и в мыслях не возникло желания нарушить заповедь.
Для этого и было насаждено древо Познания доброго и лукавого посреди рая.
Вот церковный Устав, как Кормчий, и есть духовный руководитель на пути исполнения заповеди о воздержании от вкушения плодов с древа "познания доброго и лукавого", исполняя который, человек проявляет свою любовь к Богу.
Конечно, если семья выстроена на принципах любви к Богу, то всякие ограничительные меры излишни, супруги и так будут всё исполнять.
Любовь в семье без церковного Устава приводит к тому же, к чему пришла первая чета в раю, т.е. поруганию и изгнанию...

Вспоминается изречение бравого солдата Ёзефа Швейка: "Наш обер-лейтенант, некий Маковец, всегда нам говорил: дисциплина, желторотые балбесы, должна быть, иначе вы как обезъяны лазили бы по деревьям".
Что то подобное можно сказать и об исполнении церковного Устава... тоже дисциплинирует, принося большую духовную пользу.

Много всего....попозже отвечу, с телефона неудобно))..

Это по желанию... Мне написали, я ответил... А там смотрите сами...

Этот доцент...

А простите, академик Голубинский - это тоже простой фраер?))

Давайте, так - в науке данное Слово считается с высокой вероятностью не принадлежащим Феодосию Печерскому...

Понимаете, есть оригинальные сочинения, про которые никто не спорит... есть которые пож вопросом... Ну а вот это - под очень большим вопросом, так скажем...
И даже если есть небольшая вероятность того, что автором является прп.Феодосий, то ссылаться на его авторитет в данном случае оснований нет...

Почему вот такие элементарные вещи надо пояснять?..

Вот мне например всё равно, кто его написал... Гораздо более хотелось бы правду узнать... А как видно, её в данном случае с достоверностью мы вряд ли узнаем...

А в богословии - ну, действительно РПЦ отстала, это ни для кого не секрет...

Все основные курсы догматики - Макария Булгакова, Сильвестра Малеванского, прот.Малиновского, Филарета Гумилевского - они с католических списаны по большому счёту...
Я этому рад? Нет, конечно... но раз оно объективно так, то что тут поелать-то?..

Ну, конечно 100% я образно сказал...
Куча мужчин куда больше пивом и футболом интересуются, таковых жена не убедит - ни в секс-шоп, ни в театр с ней сходить))...

Ну а в иных случаях... Тут как - если от жены мужу внимания мало, ему и остаётся, что философом или огословом становиться... а кому - и аскетом))...

А если жена мужа любит и внимание ему уделяет... то конечно, и он пойдёт туда, куда она емупосоветует))... Ну а как иначе-то?..

Я лично спкойно ко всему отношусь, ну какая разница, что там муж с женой делают...лишь бы в любви и согласии жили...
А уж в постель к ним лезть - смысла нет никакого...

Если обоим по монастырям ездить нравится - хорошо...
Если друг с другом время проводить - тоже хорошо...
Люди разные как бы...

1. Действительно, на каких курсах-то? Я на курсах не был)))

2. Задача нашего времени не в том, чтобы каким-то образом на себя возложить правила века позапрошлого, все те посты и уставы...
А чтобы жить в этом вот мире, не забывая Господа и в некоторой душевной гармонии...
Те, кто реально к аскетизму способен - они не среди нас и они не в интернете время проводят...
А значит, спокойнее надо быть...
Естественно, общий духовный упадок современного мира налицо... Но это не значит, что бежать надо или стараться с миром не соприкасаться...
Можно и нормальную жизнь вести, но достойную и порядочную... а подвиги... ну, мне бы вот более простые проблемы решить... и хватает их по уши... помимо подвигов))

Ну а что тут дополнительное из этих цитат следует?..
Что значит "знак власти, для Ангелов" - этой фразы Апостола никто не объяснит, она туманна слишком... ни один автор её чётко не смог растолковать...

А остальное - ну, никто не против...

Не знаю...
Если сравнить семью допустим нерелигиозных людей, но любящих друг друга, то там никакого поругания мы не увидим))...
Если взять фанатов Устава - то там частенько такое будет...

Любовь - первоначальна в браке...

А Устав... Ну простите, семьи самые разные, как можно их под один Устав подогнать?
Кто-то в деревне живёт, кто-то в городе, кто-то работает, у кого-то один ребёнок, у кого-то 8... У кого-то храм во дворе, у кого-то за 100км...

Любые правила - помогать должны людям, а не обременять их сверх меры...
Цель брака - любовь всё-таки, а не исполнение 613 заповедей как у жидов))...

Почему под большим вопросом?.. Этот большой вопрос почему-то на какую-то мелкую академическую интрижку смахивает... Народ много веков читал Патерики и верил в то, что там написано... вдруг является какой-нибудь грамотей и заявляет: ан, нет, не правильно верите, надо верить по другому... Есть во всём этом что-то бесовское...
Голубинский и по Крещению Руси прошелся... тоже вошей нашёл...
Если будем опираться на подобную науку, возникнет опасность, что мы всё подряд начнём подвергать сомнению... и Библия будет на первом месте...

А вот касательно фраеров "доцентов с академиками", так был бы человек, а статья найдётся...

Автор статьи: И.П.ЕРЕМИН , советский филолог, литературовед, исследователь древнерусской книжности и восточнославянской литературы эпохи Барокко. Доктор филологических наук, профессор:

"...Не вдаваясь в подробный разбор высказываний отдельных исследователей, замечу только, что во всей этой многолетней дис­куссии по вопросу об авторе послания никто из сторонников второй гипо­тезы, гипотезы, по которой послание принадлежит Феодосию Греку, писа­телю XII в.: ни Е.Голубинский, ни его предшественники, А.Кубарев, П.Мартынов, ни даже А.Шахматов, —не сочли нужным поделиться теми соображениями, в силу которых они, вопреки ясным показаниям списков послания, не находят возможным приписать его Феодосию Печерскому, современнику ннязя Изяслава Ярославича, не сочли необходимым объяснить сколько-нибудь удовлетворительно, какие причины заставили их, вопреки рукописным свидетельствам, воздвигать сложное и хрупкое здание своей
гипотезы, целиком составленной из одних взаимно поддерживающих друг друга догадок и предположений.
Мне думается, что объяснение этого загадочного обстоятельства следует искать в самом памятнике. Напомню его содержание. Написанная в типичной для нашего средневековья форме обличительного послания, первая, древнейшая из числа известных нам, редакция «Вопрошания» по основному содержанию своему представляет собой свод различных предписаний, регламентирующих пове­дение православного христианина греческого вероисповедания по отно­шению к представителям римско-католического вероучения, латинянам.
Во вступительной части автор, припоминая заветы своего «правоверного» отца и матери «християны», советует не общаться с латинянами: ни «учения» их слушать, ни «обычая» их держаться, ни «комкания» их принимать, ни дочерей своих за них не выдавать, ни брататься с ними, ни есть и пить с ними из одного сосуда; далее автор подробно перечисляет все известные ему латинские «ереси»; путая существенное с несущественным, обрядовые отступления с догматическими; с истинно византийским изуверством нагромождая одну небылицу за другой, автор обвиняет латинян в двадцати с лишком «ересях»: и в субботу-то они постятся, и пищу-то вкушают вместе с псами и кошками, едят «мертвечину» и «хвост бобровый», веруют в исхождение Духа Святого и от Сына, пьют собственную мочу, мертвецов своих ногами кладут на запад, кресту покланяются, предварительно написав его на земле, крещающемуся сыплют соль в уста и т. п. Заканчивается послание призывом «блюстися» кривоверных и похвалой «единой чистой, честной и святой» православной восточных христиан вере. За отсут­ствием данных мы, полагаю, вправе предположить, что именно это, несколько «соблазнительное», содержание самого памятника и послужило основной причиной и тех сомнений в принадлежности его Феодосию Печерскому, которые возникали у сторонников второй гипотезы, и тех оговорок, которые делались даже исследователями, сторонниками первой гипотезы, т. е. приписывавшими этот памятник Феодосию Печерскому, писа­телю XI в. Резко-полемический характер послания, неприкрытая нена­висть автора ко всем инакомыслящим, чудовищные по своей нелепости и несправедливости обвинения, направленные автором против латинян, - все это, конечно, не вязалось с иконописным обликом «святого», гуман­ного, чтимого церковью игумена Печерской обители, предполагаемого автора благочестивых поучений о терпении и любви к ближним, о сми­рении и милосердии.

Этой справкой из истории нашей науки уже до известной степени предопределяется и та позиция, которую мы, полагаю, должны занять в спорном вопросе об авторе интересующего нас памятника. Лично я не склонен рассматривать Феодосия Печерского сквозь призму богословской церковно-исторической романтики и потому не вижу достаточных оснований сомневаться в принадлежности послания Феодосию Печерскому, не вижу достаточных причин, в силу которых его следует свя­зывать, вопреки вполне ясным показаниям всех известных нам его спис­ков, с именем Феодосия Грека, переводчика на славянский язык послания папы Льва I о ереси Евтихия. Рукописи, как мы уже могли убедиться в этом, приписывают послание святому Феодосию, игумену Печерского монастыря, и не менее точно указывают, кому именно адре­совал Феодосий свое послание о латинянах, - князю Изяславу , сыну Ярослава , внук у Володимера, (вступил на Киевский стол в 1054 г. - убит в 1078 г.). Я не вижу, повторяю, никаких оснований не доверять этим свидетельствам и, вслед за Е.Голубинским и А.Шахматовым пытаясь связать это послание с именем Феодосия Грека, отожествлять по­следнего с упоминаемым под 1148 г. в Ипатьевской летописи и под 1156 г. в Лаврентьевской игуменом Печерским Феодосией, не вижу, во всяком слу­чае, никакой необходимости предполагать, что в архетипном тексте послания упоминалось имя не князя Изяслава Ярославича, а будто бы — князя Изяслава Мстиславича (сидел в Киеве с 1146 по 1154 г.). Настаивая на при­надлежности послания Феодосию Печерскому, я могу сослаться не только на, безусловно авторитетное для меня в данном случае, мнение печерского уставщика Кассиана, который, около пятисот лет тому назад, редактируя в 1462 г. Печерский патерик, включил в его состав послание о латинянах, как несомненно подлинное произведение патрона своей обители, но и на «оставленное Нестором житие Феодосия, на нашу древнюю летопись, показания которых не только не противоречат нашему утверждению, но даже во многих случаях дают небезынтересный материал для историко-бытового комментария к посланию, выясняют те конкретные исторические обстоя­тельства, которые могли побудить Феодосия написать свой памфлет против латинян. Из контекста послания следует, что Феодосий написал его по просьбе или предложению Великого Князя Изяслава. Так это или не так - сказать трудно. Во всяком случае, тот факт, что послание адресовано Изя­славу, нельзя признать случайным: он бесспорно является отголоском каких-то бесед или даже споров Феодосия с князем по вопросу о латиня­нах, их вере и обычаях. Что Феодосий нередко встречался с князем Изяславом и не раз подолгу беседовал с ним на различные темы, — не подле­жит сомнению; прямые указания на это имеются в несторовом житии Феодосия: «Наипаче же зело любляше блаженаго христолюбивый князь Изяславъ, предръжай столъ отца своего, — читаем у Нестора, — и часто же призываше его к себе , множицею же и сам прихожаше к нему, и тако ду­ховных тех словесь от него насыщаася, и пакы отхождаше»;

«И шедшима има въ церковь и сътворив блаженный молитву, и седоста, — рассказывает несколько ниже Нестор об одном из неожиданных визитов князя к Феодо­сию,— И тако христолюбивый князь, насыщаашеся от медоточивых тех словесь, иже исхождааху от преподобнаго отца нашего Феодосиа, и велику пользу приимь от него, отъиде въ дом свой, славя Бога. И отъ того дне болыши начат любити его, и тако имяше его, яко единаго отъ первых свя­тых отець, и вельми послушаше его и вся творяше повеленнаа ему отъ великаго отца нашего Феодосиа преподобнаго»; сообщив о том, что бояре нередко посещали Феодосия и, выслушав поучение, садились за скромную монастыр­скую трапезу, Нестор добавляет: «Многажды же и христолюбивому князю Изяславу таковых брашен въкушающу...; «Боголюбивый же князь Изя­славь, иже по истине бе теплъ на веру, яже къ Господу нашему Исус Хри­сту и къ Пречистей его Матере... сий любовь имея, яко же рече, не просту къ отцю нашему Феодосию и часто приходя к нему и богодухновеных тех словесь насыщайся от него»...
Приведенные цитаты, характеризуя взаимо­отношения князя Изяслава и Феодосия, не дают, однако, никаких указаний на причины, побудившие Феодосия обратиться к князю Изяславу со специальным, крайне резким по тону, обличительным посланием, направленным против латинян. Эти причины выяснятся, если мы составление послания свяжем с событиями, описанными в нашей древней летописи под 1068-1069 гг. Летом 1068 г., по словам летописи, напали на Русь половцы. Навстречу им двинули свои войска все три брата, Изяслав, Святослав и Всеволод. При реке Альте разыгралась битва, в результате которой рус­ские князья, потерпев жестокое поражение, бежали каждый в свою область.

«Людье кыевстии», вернувшись домой, созвали вече и постановили снова итти на половцев. Они обратились к князю с просьбой дать им коней и оружие. Изяслав, очевидно не доверяя киевлянам, отказался исполнить их требование. Разъяренная толпа кинулась освобождать из княжеской тюрьмы «дружину свою». Вспыхнуло восстание, в результате которого княжеский двор был разграблен, сам Изяслав, спасаясь от гнева восставших должен был бежать в Польшу, а киевский стол занял освобожденный киев­лянами из княжеского «поруба» Всеслав Полоцкий. Изяслав обратился за помощью к своему родственнику — сыну своей тетки и братаничу своей жены — польскому королю Болеславу Смелому. Когда весною 1069 г. Изяслав с поляками подступил к Киеву, киевляне, брошенные своим кня­зем Всеславом, тайно бежавшим к себе в Полоцк, обратились за содей­ствием к братьям своего бывшего князя, Святославу и Всеволоду, угрожая в случае их отказа сжечь город и поголовно выселиться в греческую землю.
Ярославичи вступились за киевлян. «Всеславь ти бежалъ, — пересказывает летописец их слова Изяславу, — а не води ляховъ Кыеву, противна бо ти нету; аще ли хощеши гневъ имети и погубити градъ, то веси, яко нам жаль отня стола». Изяслав послушался братьев и обещал не губить города. Вер­нувшись в Киев 2 мая 1069 г. в сопровождении польских дружин, Изяслав своего обещания, однако, не сдержал: 70 человек, сторонников Всеслава Полоцкого, были казнены, другие ослеплены и «погублены» каким-то дру­гим способом; ляхи — на всякий случай — оставлены в Киеве и распущены на «покорм»; «торг» — из полицейских соображений — переведен на «гору», поближе к князю. Первая в истории Киевской земли революция была пода­влена, киевская «чадь» принуждена была подчиниться насилию. Правда, сда­лись киевляне не сразу; не решаясь в условиях установленной Изяславом военной диктатуры повторить неудавшийся опыт восстания 1068 г., киевляне перешли к тактике партизанской войны и, по летописи, в первую очередь обратили свою ненависть против главных виновников своего пора­жения, против распущенных Изяславом на «покорм» иноверцев-ляхов: при удобном случае они «отай» убивали их. Какую позицию во всех этих событиях занимал Киево-Печерский монастырь? Летопись дает ответ и на этот, наиболее интересный для нас в данном случае, вопрос. Судя по летописному известию под 1074 г., Киево-Печерская братия, наибо­лее демократическая по своему составу сравнительно с другими киевскими монастырями, не только встала на сторону восставших против Изяслава киевлян, но, в лице своего авторитетного представителя и патрона Антония Печерского, даже принимала какое-то непосредственное участие в органи­зации того политического переворота, в результате которого на киевский княжеский стол сел Всеслав Полоцкий; во всяком случае, когда Изяслав под охраной своих поляков весной 1069 г. вступил в Киев, Антоний Печерский, опасаясь княжеского гнева, принужден был ночью тайно поки­нуть город и бежать к Святославу Черниговскому.

«Людье кыевстии», вернувшись домой, созвали вече и постановили снова итти на половцев. Они обратились к князю с просьбой дать им коней и оружие. Изяслав, очевидно не доверяя киевлянам, отказался исполнить их требование. Разъяренная толпа кинулась освобождать из княжеской тюрьмы «дружину свою». Вспыхнуло восстание, в результате которого княжеский двор был разграблен, сам Изяслав, спасаясь от гнева восставших должен был бежать в Польшу, а киевский стол занял освобожденный киев­лянами из княжеского «поруба» Всеслав Полоцкий. Изяслав обратился за помощью к своему родственнику — сыну своей тетки и братаничу своей жены — польскому королю Болеславу Смелому. Когда весною 1069 г. Изяслав с поляками подступил к Киеву, киевляне, брошенные своим кня­зем Всеславом, тайно бежавшим к себе в Полоцк, обратились за содей­ствием к братьям своего бывшего князя, Святославу и Всеволоду, угрожая в случае их отказа сжечь город и поголовно выселиться в греческую землю.
Ярославичи вступились за киевлян. «Всеславь ти бежалъ, — пересказывает летописец их слова Изяславу, — а не води ляховъ Кыеву, противна бо ти нету; аще ли хощеши гневъ имети и погубити градъ, то веси, яко нам жаль отня стола». Изяслав послушался братьев и обещал не губить города. Вер­нувшись в Киев 2 мая 1069 г. в сопровождении польских дружин, Изяслав своего обещания, однако, не сдержал: 70 человек, сторонников Всеслава Полоцкого, были казнены, другие ослеплены и «погублены» каким-то дру­гим способом; ляхи — на всякий случай — оставлены в Киеве и распущены на «покорм»; «торг» — из полицейских соображений — переведен на «гору», поближе к князю. Первая в истории Киевской земли революция была пода­влена, киевская «чадь» принуждена была подчиниться насилию. Правда, сда­лись киевляне не сразу; не решаясь в условиях установленной Изяславом военной диктатуры повторить неудавшийся опыт восстания 1068 г., киевляне перешли к тактике партизанской войны и, по летописи, в первую очередь обратили свою ненависть против главных виновников своего пора­жения, против распущенных Изяславом на «покорм» иноверцев-ляхов: при удобном случае они «отай» убивали их. Какую позицию во всех этих событиях занимал Киево-Печерский монастырь? Летопись дает ответ и на этот, наиболее интересный для нас в данном случае, вопрос. Судя по летописному известию под 1074 г., Киево-Печерская братия, наибо­лее демократическая по своему составу сравнительно с другими киевскими монастырями, не только встала на сторону восставших против Изяслава киевлян, но, в лице своего авторитетного представителя и патрона Антония Печерского, даже принимала какое-то непосредственное участие в органи­зации того политического переворота, в результате которого на киевский княжеский стол сел Всеслав Полоцкий; во всяком случае, когда Изяслав под охраной своих поляков весной 1069 г. вступил в Киев, Антоний Печерский, опасаясь княжеского гнева, принужден был ночью тайно поки­нуть город и бежать к Святославу Черниговскому.