К тебе, о Матерь Пресвятая,
Дерзаю вознести мой глас.
Лицо слезами умываю,
Услышь меня в сей скорбный час!
Прими теплейшее моленье,
Мой дух от бед и зол избавь,
Пролей мне в сердце умиленье,
На путь спасения наставь.

Да буду чуж своей я воли,
Готов для Бога всё терпеть,
Будь мне покровом горькой доли,
Не дай с печали умереть.
Ты всем прибежище скорбящим,
За всех молитвенница нас.

Стена ты верным и ограда,
Тебе молюсь я всей душей.
Спаси меня, моя отрада,
Умилосердись надо мной.

Псалом 38

Я сказал, буду верен словам до конца,
Посмотрю за своим непутевым житьем.
И невольно прибавил:на все что слегка,
Отвечать стану я молчаливым кивком.

Я немым оказался на людной земле,
Бессловесно смотрел на распятье Добра
И раздумья одни воцарились в душе,
И безумная скорбь одолела меня.

Запылало отчаяньем сердце мое,
Загорелися мысли незримым огнем.
И тогда в поднебесье я поднял лицо
Говорить начиная другим языком:

Подскажи мне, Владыка, кончину мою,
Приоткрой и число уготованных дней,
Может я устрашусь оттого что живу,
И никто не осилит боязни моей.

Приоткрой и потом от меня отойди,
Чтобы в скорби земной возмужала душа,
Чтобы я укрепился на Крестном пути,
Прежде чем отойду и не будет меня.

Как лань припадает сухими губами
В полуденный жар к голубому ключу,
Так я в Воскресенье стою перед Храмом
И словно от жажды поклоны кладу.

Душу иссушит людское неверье,
Слезы и кровь предлагая в питье,
Как же не встать пред Церковною дверью,
Трижды крестом осеняя лицо?!

Как не припасть к почерневшей иконе,
Если уж хлебом не сделался плач,
Если при случае каждый уронит:
“Где же твой Бог, если ты не богач?”

Что же меня беспокоит былое,
Грустью глаза пеленая мои,
Что ж про себя повторяю запоем
Эти бесстрастно сухие псалмы?

Просто я душу свою изливаю,
Слезы мешая со словом простым,
Так водопады в горах призывают
Бездну откликнуться эхом своим.

Засмейтесь – больше не могу
О жизни рассуждать беспечно,
К любой иконе подойду
Грошовую поставлю свечку.
Старинный золотой оклад,
Глаза закрывши, поцелую,
Из слов, пришедших невпопад,
Молитву сочиню простую.
И ничего, что я стою,
Запуган собственною речью.
К другой иконе подойду,
Еще одну поставлю свечку.

Марина Цветаева.
Генералам двенадцатого года...а также всем черносотенцам
(в память о Русском марше 4 ноября 2009г.)

Вы, чьи широкие шинели
Напоминали паруса,
Чьи шпоры весело звенели
И голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,
На сердце оставляли след, -
Очаровательные франты
Минувших лет!

Одним ожесточеньем воли
Вы брали сердце и скалу, -
Цари на каждом бранном поле
И на балу.

Вас охраняла длань Господня
И сердце матери, - вчера
Малютки-мальчики, сегодня -
Офицера!

Вам все вершины были малы
И мягок самый черствый хлеб,
О, молодые генералы
Своих судеб!

Ах, на гравюре полустертой,
В один великолепный миг,
Я видела, Тучков-четвертый,
Ваш нежный лик.

И вашу хрупкую фигуру,
И золотые ордена...
И я, поцеловав гравюру,
Не знала сна...

О, как, мне кажется, могли вы
Рукою, полною перстней,
И кудри дев ласкать - и гривы
Своих коней.

В одной невероятной скачке
Вы прожили свой яркий век...
И ваши кудри, ваши бачки
Засыпал снег.

Три сотни побеждало - трое!
Лишь мертвый не вставал с земли.
Вы были дети и герои,
Вы все могли!

Что так же трогательно-юно
Как ваша бешенная рать?
Вас злотокудрая фортуна
Вела, как мать.

Вы побеждали и любили
Любовь и сабли острие -
И медленно переходили
В небытие.

Иеромонах Василий.


Всякий раз выхожу из чего-то -
Из дверей, из себя, из воды,
И иду, кутерьмою измотан,
На простор, до плеча, до земли.

Расстаюсь, ухожу, покидаю,
Оставляю, прощаюсь и рву,
Но забыть ничего не пытаюсь -
Только этим уменьем живу,

Только помнить, как что-то случилось,
Передумать и все пережить.
Только высмотреть, что изменилось,
И по-прежнему только любить.

Иногда обопрусь я о плечи,
Иль прилягу на мягкой земле.
Или к другу нагряну под вечер,
Чтоб погреться в случайном тепле.

Поворчу обо всем без расчета,
Успокою дрожанье руки, -
Я опять уходил от чего-то, -
Чтобы завтра туда же прийти.

Марина Цветаева.

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?
Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всё дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?

В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?

И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?

Владимир Высоцкий.

БРАТСКИЕ МОГИЛЫ .

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.

Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.

А в Вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.

У братских могил нет заплаканных вдов -
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?..

Архимандрит Геннадий (Гоголев) 26.11.2009

На смерть отца Даниила Сысоева

Оцепенели восковые руки.
Скользит по шелку погребальный крест.
Миссионер, принявший телом муки,
Душой взлетел в объятия небес.

Ты не растерзан ночью дикарями
В дремучих неисхоженных лесах.
Тебя убили в православном храме
У всей Москвы гулящей на глазах.

Казался храм приземистым, тяжелым...
И каждый, кто оплакивал конец,
Вдруг понимал: в нем будет все укором
Для наших грубых каменных сердец.

Иеромонах Василий.

Нашёл бы я тяжёлые слова
О жизни, о холодности могилы,
И речь моя была бы так горька,
Что не сказал бы я и половины.

Но хочется поплакать в тишине
И выйти в мир со светлыми глазами.
Кто молнией промчался по земле,
Тот светом облечён под небесами.

Пришел Иосиф с Никодимом,
Когда надежда умерла
И Матерь плакала над Сыном
У основания Креста.

Не за величием и властью
Они спешили ко Христу,
Пришли свое оплакать счастье,
Что скрыла тьма в шестом часу.

Его и так уж было мало,
Сокрытого от злобных глаз.
И ныне плащаница покрывала,
Пророчествует погребенья час.

Но раздралась завеса в церкви,
Завеса их сердечных мук.
И плакали они над мертвым,
Смывая кровь с Пречистых рук.

Плыл над землей пасхальный звон
Как избавление от страхов,
И вдруг раздался тихий стон -
Клинком пронзенных двух монахов.

Спешивший к ним на помощь брат
Убит ударом той же стали.
Теперь они у Царских Врат
Пред Господом своим предстали.

Какой безжалостной руке
Дано расправиться над ними
Кто три шестерки на клинке
И дьявольское вывел имя.

И соблазненный сатаной
Не ведал в ослепленьи диком,
Что тоже со своей виной
Он встанет пред Господним Ликом.

Что за его душой всегда
Кровавому тянуться следу,
Ведь сатанистам никогда
Не одержать в борьбе победу.

Как не стремятся силы зла
Свернуть людей с дороги к Богу
Вновь зазвучат колокола,
Другой звонарь забьет во славу Богу.

Пусть будет битва нелегка,
А речи сатаны лукавы
Но нам победу на века
Несет Христос в сияньи славы.

Плыл над землей пасхальный звон...
Плыл над землей пасхальный звон...
Плыл над землей пасхальный звон...
Звени звонарь! Звени звонарь! Звени звонарь!

Иеромонах Василий.

Когда душа скорбит смертельно
И вас нет рядом никого,
Так тяжелеет крест нательный,
Что чуть живой ношу его.

Тогда я, немощный и сирый,
Хотя мне нет и тридцати,
Листаю маленькую книгу,
Ищу в ней средство от тоски.

А в ней — однажды муж почтенный
Спокойно шел домой с полей,
И вдруг - навстречу Бог согбенный
С последней ношею Своей.

Позора крест несет на гору,
То падает, то вновь встает,
Мешая кровь с дорожным сором,
И не винит. ни в чем. народ.

Так страшен был тот путь изгнанья,
Что муж пред Ним склонил главу.
Заметил стражник состраданье
И крест вручил нести ему.

И он понес. Но на подъеме
Упал - и встать уже не смог...
Очнулся он при страшном громе,
Когда распятый умер Бог.

И все, что вспомнил он о жизни,
Что стало самым дорогим, —
Тот путь плевков и укоризны,
Когда Господь был рядом с ним.

А я? Что мне на ум приходит,
Когда сбивает с ног тоска?
Деревня дальнего прихода
И ночь Христова Рождества.

Анна Ахматова

Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной,
Под красною ослепшею стеною.

Иеромонах Василий.

Лик луны был светел и лучист,
В монастырь пришел ночной покой.
Вдруг какой-то местный гармонист
Надавил на клавиши рукой.

Был его напев знаком и прост,
И любовь такая в нем была,
Что оставил я полночный пост,
Вышел из ворот монастыря.

Встал я посреди тропы пустой,
И глаза мне слезы обожгли.
Боже, как похож на голос Твой
Этот одинокий зов любви.