Есть такая профессия - парашу выносить! N 98
А.Р.Штильмарк

Чуть ли не каждый день по телевизору говорят об “альтернативной службе”. Ещё до принятия закона о ней в некоторых городах, например, в Нижнем Новгороде, здоровые ребята побежали выносить утки в больницах вместо того, чтобы прыгать с парашютом, стрелять из автомата и учиться рукопашному бою. После принятия закона об альтернативной службе каждый лоботряс, каждый трус, каждый хлюпик, который не захочет служить в Армии, может сослаться на “религиозные убеждения” и от Армии “откосить”. А что же это за религиозные убеждения, которые учат дезертирству? Ну, уж никак не Православие, которое учит обратному: защищать Родину и душу свою класть за други своя. Так и было на протяжении всей истории нашей страны. А теперь какой-нибудь “свидетель иеговы”, “адвентист седьмого дня”, кришнаит или иной христопродавец, которому “запрещено убивать врагов” (реально речь идёт только о врагах России, остальных, как показывает практика, можно и убить), вместо того, чтобы защищать свою страну, будет в больнице в промежутках между уборкой палаты и мытьём уток проповедовать больным бабушкам своё сатанинское учение.

Ещё совсем недавно девчонки шарахались от тех, кого не брали в Армию, и называли таких “дефективными”. И многие, по состоянию здоровья не имевшие возможности служить, сами просились в Армию, умоляли военкомов взять их на любую армейскую должность: хоть писарями, хоть почтальонами, хоть в стройбат, лишь бы отслужить, лишь бы выполнить долг перед народом, вернуться со службы домой, пройтись по улицам в парадной форме, чтобы увидели все, что и он - настоящий мужчина, не побоялся трудностей, выучился военному делу и вернулся, чтобы начать новую, взрослую жизнь.

Я с ужасом думаю о том, что было бы со мной, если бы сей антирусский закон был принят раньше - в годы моей молодости. Кем бы я стал, если бы не служба в Армии? Ведь я отнюдь не относился к числу тех, кто рвался на службу! Более того, будучи в свои 18 лет антикоммунистом и демократом, считал себя умнее многих, военных презирал и был уверен в том, что мне, такому мудрому и интеллигентному, в Армии, среди дураков и грубиянов, делать нечего. И всячески избегал призыва, игнорируя повестки и звонки из военкомата. Отец, фронтовик и майор в отставке, хотя и не вмешивался в мои отношения с военкоматом, но явно их не одобрял, частенько беседуя со мной о службе, но мало кто в молодые годы прислушивается к родителям…

Продолжалось это два года, но, сколько верёвочка не вейся, а конец будет. И вот в один прекрасный осенний день я был вынужден явиться в военкомат, иначе меня ожидали неприятности более серьёзные, чем служба в Армии. И уже через четыре дня оказался в сорока двух километрах к востоку от станции Тында - на разъезде Джалингра будущей Байкало-Амурской магистрали в качестве рядового солдата Железнодорожных войск.

Было тяжело. И не только из-за того, что спали в пятидесятиградусный мороз в утеплённых палатках, работали без выходных, после работы носили дрова на отопление палатки, пекарни и штаба (“старики” этим не занимались), а от того, что меня оторвали от друзей, таких же “философов”, как и я, от спортивных соревнований, от путешествий, от девушки, которая по наивности казалась мне любимой и любящей. Не с кем было поругать Советскую власть, трудно было доставать книги, и казалось мне, что вокруг, кроме девственной и удивительно красивой природы, не было ничего хорошего. Солдатское окружение меня явно не устраивало, я же был такой начитанный, такой непохожий на других… Первые два месяца были совсем тяжёлыми. Сразу выяснилось, что “неначитанные и похожие на других” мои сослуживцы оказались намного более закалёнными, умелыми и стойкими, чем я. Они не замерзали на разводе на работу, они умели строить дома из брёвен (где научились к 18 годам?), они не жаловались на условия жизни, близкие к спартанским, быстро приспособившись к солдатской жизни. Со временем оказалось, что и здраво рассуждать мои сослуживцы умеют, и мысли их зачастую не менее оригинальны, чем у знакомых московских “философов”, с которыми так приятно было побеседовать вечерами за чашкой чая…

Через некоторое время, особенно после того, как отец в письме посоветовал мне заменять слово “трудно” на слово “интересно”, я постепенно стал ощущать не ненависть к работе, не лень, а даже какой-то азарт. Не так трудно стало вставать в шесть утра, выходить в темноте на лютый мороз и носить брёвна, работать топором, пилой, рубанком… Стало что-то получаться, и однажды вместо привычных взысканий мне вдруг объявили благодарность… Это буквально окрылило меня, и работать стало намного интереснее, и командиры как-то постепенно стали умнеть, и “эта дурацкая никому не нужная железная дорога” стала нужной и даже родной… До сих пор моим заветным желанием является проехаться на поезде по всему БАМу.

Через какое-то время я освоился окончательно. И пусть за всё время службы стрелять мне пришлось всего два раза, но защитником Родины я себя почувствовал остро. В те времена война с Китаем казалась делом почти неизбежным, и мы знали, что чем быстрее мы закончим дорогу, тем надежнее будет наша оборона, ведь в случае войны БАМ заменила бы Транссибирскую магистраль, идущую почти вдоль Советско-китайской границы. Было, конечно, немного обидно из-за того, что мы не стояли непосредственно вблизи врага, а строили оборонные рубежи в трёхстах километрах от Китая, но у каждого своя работа, и наша дорога была нужна нашему государству. Конечно, Советскую власть я по-прежнему не жаловал, но понял, что Родина и власть - это не одно и тоже. Власть можно поменять, Родину - никогда...

Прошло около двух лет, и я отпросился у начальства в отпуск - поступать в педагогический институт. Было это уже после “приказа”, столь ожидаемого “дембелями”, и начальство знало, что стоит мне после поступления прийти в московский военкомат, как меня официально демобилизуют, и я в воинскую часть больше не вернусь. Но я обещал вернуться, и был отпущен в Москву под честное слово. В наших войсках отпускали домой поздно - первая партия уходила “на дембель” аж 15 декабря, а всяческие нарушители - как раз под Новый Год, я же уезжал поступать в институт в середине сентября… Был, конечно, соблазн сходить в военкомат и остаться в Москве, и будь я тем философствующим лоботрясом, каким был до службы, возможно и не вернулся бы обратно. Но Армия меня успела изменить. Я научился уважать командиров, и они отвечали взаимностью, я учил “молодых” ремеслу, научился строить дома и валить бензопилой лес, научился ходить строем и, главное, почувствовал себя мужчиной, воином. В конце сентября я вернулся обратно, став объектом добрых шуток, мол, что же ты, дурень, дома не остался, но до сих пор, хотя прошло с тех времён более двадцати пяти лет, я вспоминаю своё возвращение в Армию как один из тех поступков, которым могу гордиться. И, пользуясь случаем, благодарю тех, кто со мной служил, кто меня воспитывал, учил уму-разуму… Конечно, в Армии не обходилось без несправедливостей, обид, незаслуженных оскорблений, это вообще совсем не курорт, но, как говорил Глеб Жеглов, “наказания без вины не бывает”… Во всяком случае, могу сказать, что если существовала бы тогда альтернативная служба, я вполне мог пойти вместо Армии выносить горшки, и какое счастье, что этого безобразия в те годы не было, сколько “свободолюбивых” ребят стали настоящими мужчинами!

Этот мальчик не будет прятаться от Армии за больничными “утками”
Конечно, сейчас Армия не та и руководство страны не то. Нет державы, Армию разваливают и унижают, солдат зачастую держат впроголодь и создают все условия к тому, чтобы в Армию молодые люди идти не хотели. На словах осуждают, но на деле поощряют “дедовщину”, провоцируют военнослужащих на продажу оружия и иного армейского имущества… Перечислять всё это скучно, так как давно всем известно. Но правители в России бывали разные: патриоты и предатели, герои и трусы, тираны и масоны, но при всех при них Армия защищала не их, а Родину. Как и сейчас не Чубайса защищает Армия, а Россию. И новый закон, позволяющий молодым людям выносить горшки вместо военной подготовки, наносит ещё один удар по Русской Армии.

Да, работа сиделками и нянечками - дело благородное и нужное больным людям. Милосердие - одна из основных черт нашего народа. Но милосердие - как добрая воля доброго человека, а не акт дезертира. Лежащий без движения больной заслуживает нашего ухода и заботы, но этот же больной нуждается и в защите от внешних врагов. И пусть за больными лежачими людьми ухаживают те, кто для этого приспособлен самой природой - женщины, а не здоровые лбы, которые от трусости готовы на всё - и парашу выносить, и сутками в больнице отсиживаться, лишь бы спрятаться от трудностей и пуль за спину более честных парней.

Борис Моисеев. Типичный альтернативщик.
А если уж кто-то из “альтернативщиков” вдруг действительно проникнется таким сочувствием к больным, что не может спать спокойно - пожалуйста, иди после Армии работать в больницу, становись санитаром, фельдшером, врачом, честь тебе и хвала. Но не проявляй милосердие за счёт тех, кто вместо тебя защищает Отечество. Это не по-мужски! И если бабушка, работающая сиделкой и относящаяся к своей работе с душой, вызывает самое глубокое уважение за сочувствие и уход за страждущими, то те, кто избегает службы в Армии, прикрываясь гуманными идеями, лично во мне вызывают чувство отвращения. Хоть это и звучит не эстетично, на мой взгляд, любой “альтернативщик” - это дезертир и “парашник”. Предлагаю эту публику так и называть.




Следующая статья     Содержание номера