2. История богоотступничества

Измена Господу обычно начинается с ропота, малодушия и маловерия. Еще при изведении из Египта эти грехи "избранного" народа, дошедшие до богохульства и идолопоклонства, послужили причиной сорокалетнего блуждания по пустыне и почти полному вымиранию всех, некогда изведенных из рабства. Из всех царей Иудейских и Израильских верность Господу сохранили лишь Давид, Иосия и Езекия, остальные согрешили или идолопоклонством, или черной магией в большей или меньшей степени, многие же, как Ахав и Манасия, - прямым гонением на правую веру. Пророки Божии в то время подвергались непрестанным гонениям (Илия, Иеремия) вплоть до мучительной смерти (Исаия).

Время Вавилонского пленения дало богоотступным возможность глубокого изучения халдейского пантеизма и магии и постепенного впитывания идей его, вплоть до учения о переселении душ. Происходило еще пока только проникновение этих центральных сатанинских идей, венчавшее все предыдущие срывы в "простое" идолопоклонство. Некоторые историки, которых подытоживает Ф. Бренье ("Евреи и Талмуд", Париж, 1928), указывают, что тогда уже в фарисейской секте догматически сложилась совершенно новая, пока тайная, религия, рассматривающая Бога Иегову в плотском, человекообразном виде и ставящая над ним некую высшую безличность - божество в пантеическом понимании. В нравственном отношении такой плотский подход привел к идеи богоизбранности этноса, на которой почила впоследствии вся мораль Талмуда.

Оформилась ли уже в то время эта новая фарисейская религия как-то догматически, трудно судить, но факт духовного прелюбодеяния в виде экуменистического греха с халдейством неопровержим. Качественное отличие этого отступления от предыдущих состояло в большем лицемерии и двоедушии (ибо открытым отступникам трудно было бы встать во главе кающегося и обращающегося к Богу народа, уцеломудренного халдейским пленом), так что ныне в просторечии с трудом разделяются слова "фарисей" и "лицемер". По этой же причине и нам ныне трудно точно установить момент, когда гордящиеся богоизбранностью превратились из "просто" согрешивших неверностью в служителей иного культа.

Трудно сказать также, отдавали ли себе отчет сами фарисеи в то время, что они служат уже не Богу, подменив Божии заповеди своими преданиями. До пришествия Христова такого сознательного, продуманного богоборства у них могло еще и не быть. Принимая на Себя образ раба Своего, человека, Господь даровал людям великое врачевание, способное исцелить самый ужасный и застарелый духовный недуг, при том однако ж условии, что у болящих найдется желание исцелиться, равно как и сознание своей болезни. Но, увы, у отступников было желание только сделать вид покаяния перед всем народом, полицемерить перед самой водой Иоаннова крещения. И, видя лукавство сердец их, боговдохновленный Предтеча Господень прямо называет их "порождениями ехидны".

Почти в таком же тоне разговаривал с фарисеями и Сам Спаситель. В самом начале Своего земного служения роду человеческому и перед концом его, Он бичует торгующих в храме, указывая на главную черту отступников: святопродавство. Прощая мытарей, и блудниц и разбойников, Он прямо называет просящих у Него доказательств Его богопосланности чадами дьявола (См. Иоан.8.44). Выражение это слишком крепкое, чтобы им обличить простую гордость и заносчивость праведных своею правдою. Несомненно, обличение сие относится к новой зарождающейся религии прямого поклонения сатане. Перед фарисеями встал выбор: либо полностью отказаться от своей предательской линии по отношению к истинному Богу, отказаться от своего чаяния земного Мессии - победоносного завоевателя, дающего мировое господство им и всему еврейскому народу, возвратиться в покаянии к истинному благочестию пророков, либо же поднять руку на Мессию истинного. Выбор этот свой они сделали не задумываясь с самого начала, и лишь Сам Христос не попускал им до поры до времени осуществить свой замысел. Начиная с проповеди и свидетельства об Иисусе, сказанных Иоанном Крестителем, они уже поняли, Кто есть Сей новый Чудотворец и Учитель, что Он никак не может быть шарлатаном или прельщенным прельстителем, вроде нынешних кудесников. Никодим, один из начальников Иудейских, пришедший ночью к Иисусу еще в самом начале Его проповеди, засвидетельствовал от лица, видимо, не только своего: "мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога" (Иоанн. 3.2.). В ответ на это свидетельство Спаситель не сказал ни "да", ни "хорошо", ни "наконец-то", ни "молодцы", Он принял это как саму собой разумеющуюся вещь, ибо знал, что фарисеи отслеживают каждый Его шаг, знают про все дела Его и не имеют ни малейшего повода сомневаться в Его Божественном могуществе. Поэтому, пропустив мимо ушей Никодимову похвалу, что "никто же может знамений сих творити, яже Ты твориши, аще не будет с Ним Бог", Господь обращает внимание собеседника сразу на главное: "аще кто не родится свыше, не может видеть Царствия Божия" (Иоанн. 3.3.), т.е. не велика заслуга в том, чтобы узнать в Нем Мессию, к спасению это само по себе не приблизит, нужно полное внутреннее перерождение через вседушное принятие Его.

Так велика разница между знанием и верою, между пониманием и исповедованием. Эту разницу еще в одном месте подчеркивает Спаситель, говоря к нежелающим веровать: "и Мне весте, и весте, откуду есмь" - это о знании, а о вере продолжает так: "есть истинен пославый Мя, Егоже вы не весте", т.е. не Ему веруете, не Ему служите (Иоанн, 7.28). Есть и другие косвенные свидетельства Евангелия о том, что фарисеи и старцы прекрасно знали, на Кого поднимают руки. Они узнали Его еще тогда, когда Ирод спрашивал их о месте рождения Спасителя, и они отвечали без запинки, разделяя его тревогу по поводу чудесного рождества будущего Царя Иудейского. Они фактически благославляют избиение Иродом Вифлеемских младенцев, прекрасно зная, что среди них наверняка окажется и Сей Царственный Богомладенец. Не случайно именно с них обещал Господь взыскать всякую праведную кровь вплоть до крови Захария Праведного, убитого между жертвенником и храмом. Имеется в виду Захария, отец Иоанна Крестителя, убиенный во время этой кровавой вакханалии, за отказ выдать местонахождение своей жены Елизаветы с младенцем Иоанном (См. Мтф.2.16, 23.35). Это свидетельствует, что такой Мессия не нужен был фарисеям с самого начала. Он мешал им даже не тем, что подрывал бы их авторитет в народе, а самим Божеством Своим. Он был Тот, Кому они уже давно и сознательно изменили. Если бы они признали в Нем только пророка, человека необычайной внутренней силы, вроде Иоанна Крестителя, они не ставили бы Его смерть столь необходимым условием своего существования. Ведь и Иоанн, пользовавшийся большим авторитетом в народе, публично обличал их за самое страшное - за неверность Богу и лицемерие, но его смерти они не добивались столь рьяно. Если бы они не знали совершенно определенно, что Сей Иисус есть Сын Божий, то, несомненно, для Его убийства выбрали бы способ попроще, скажем, убили бы Его там же, в Гефсимановском саду, не устраивали бы ареста и судилища. Но они устраивают этот суд, привлекают к нему не только весь Синедрион, не только римские власти, но и весь собственный народ, всех заклинают кровью Человека Сего. Неужели же они боятся власти оккупационного правителя и наказания за тайное убийство? Очевидно, нет. Ведь у них оказалось достаточно средств, чтобы избавить, например, от неприятностей стражу гроба Господня, которая за немалую мзду обязывалась сама себя оклеветать в таком страшном воинском преступлении, как сон на посту, за что по римским законам им грозила смерть. Неужели же у Синедриона не хватило бы средств "замять" тайное убийство Того, Кто не имел к римлянам никакого отношения? Если они, совершенно обезумев от ярости, избивали Апостолов и их учеников, а св. ап. Павла собирались буквально вырвать из рук охранявших его римлян для расправы, нимало не беспокоясь о том, что он римский гражданин, то зачем им были нужны какие-то формальные разбирательства перед Пилатом? Тот ведь сам даже предлагал им судить Схваченного ими по своим законам, показывая, что нисколько не станет препятствовать им в этом деле. Зачем же было им поднимать весь этот гевалт и напоминать Пилату, что они не имеют формального права казнить кого-то смертью без благославления римских властей? Ответ может быть только один: они прекрасно понимали, что совершают безпреценндентное в истории человечества преступление, и им было страшновато убивать Сына Божия одним. Надо было повязать на Его крови возможно большее число людей, как иудеев, так и язычников! Кстати, само поведение Пилата на суде показывает, что он никак не был более жестоким и трусливым, чем, скажем, Клавдий Лисий или Феликс с Фестом, защищавшие при подобных обстоятельствах ап. Павла. Просто ему надо было обладать настолько же большим мужеством по сравнению со своими последователями, насколько сильнее была ярость христоненавистников, бесновавшихся перед ним, т.е. проще сказать, настолько же, насколько Царь, распинаемый им, был выше самого верного раба Своего, с которым имели дело Лисий и Феликс.

Нет преступления страшнее, чем богоубийство. По словам свт. Игнатия Брянчанинова, даже на времена антихриста, когда мировое зло дойдет до предела, Промыслом Божиим не оставлено равного сему преступления. Но нам сейчас необходимо заострить внимание на одной стороне дела: на круговой поруке, на кровавом повязании множества иудеев на этом грехе. Даже если бы Евангелист позабыл донести до нас эти страшные крики толпы: "кровь Его на нас и чадах наших", - подчеркнув, что так "все люди реша", а не только первосвященники (Мтф.27.25), то сам факт публичного, всенародного, усиленного и громогласного осуждения на Крест Сына Божия, факт абсолютно достоверный для любых нехристиан, - неотступно подводит к мысли о своего рода "сатаноизбранности" бывшего "богоизбранного" народа. Оговоримся сразу же, что речь идет не об этносе еврейском, а новой религии, которая родилась в этом народе, и, представляя себя всем на Пилатовом судилище, одновременно повязала множество людей с собою.

Сатаноизбрание, так же как и богоизбрание, есть процесс двусторонний, зависящий в значительной мере от человеческого произволения. Сатаною избраны лишь те члены этноса еврейского, которые захотели ему служить, захотели стать его чадами. Однако же, если избрание Богом требует от человека личных усилий, то избрание сатаною требует лишь пассивного непротивления сатанинскому действию. Поэтому-то в избрании Божием не может быть круговой поруки и повязывания всех на добродетели, а в дьявольском избрании такое действие, как повязывание всех на общем грехе есть первый общий принцип собирания сонмища сатаны. Пират считается принятым в банду лишь после пролития крови своих спутников, вместе с ним попавших в плен и отказавшихся стать пиратами. В любом масонском или ином тайном эзотерическом посвящении никогда не обходится без богохульства или святотатства со стороны самого посвящаемого как первейшего условия принятия в разряд посвященных. Соответственно, чтобы потерять избрание Божие, надо всего лишь перестать активно и вседушно служить Господу, а чтобы изгладить и смыть с себя печать сатаны, необходимо не только покаяние в своем личном грехе, но и разрыв всех цепей круговой греховной поруки, сознательный разрыв с обществом, служащим сатане и имеющим печать его. Не здесь ли секрет того особого положения евреев в Церкви Христовой, которое всеми интуитивно чувствуется, а некоторыми толкуется как "двойное избрание". Нетрудно убедиться в том, что фарисеи после христоубийства потщались всемерно завязать на своем грехе всех евреев, где бы они ни жили, а не только тех, которые требовали обменять Сына Божия на уголовника перед судом Пилата. Те же письма, с которыми ревностный юноша Савл был послан в Дамаск, были распространены Синедрионом по всему еврейскому рассеянию с ясной инструкцией организовать решительное, повсеместное и жестокое гонение на христиан. Чтобы оценить результаты этой работы христофагов, вовсе не обязательно долго рыться в старинных источниках и архивах. Достаточно открыть книгу Деяний свв. Апостолов и проследить по ней благовестнические путешествия ап. Павла. Мы увидим 11 описанных случаев гонения на его проповедь, 9 из которых организованы или проведены иудеями и лишь два раза на него ополчились язычники. Причем, в обоих описанных случаях недовольство язычников вызвало не само христианское благовестие, не какие-нибудь предосудительные поступки Павла, а чисто меркантильные соображения. В первом случае Апостол, изгнав беса-прорицателя из женщины служанки, лишил ее хозяев определенного дохода, а во втором - Ефесский серебренник Дмитрий, украшавший идольские капища, побоялся, что в случае успеха проповеди Павла идолов почитать перестанут, и он лишится заказов и прибытка (См. Гл.19). Совсем другими были мотивы гонений со стороны христофагов. Они, как сказано, "жестоко противились слову". Тут уж речь шла не о деньгах, а о вопросах более принципиальных. Соответственно и методы борьбы у них были не те, что у ефесских ковачей с их беспорядочной толпой, не понимавшей, в чем дело, и криками "велика Артемида Ефесская". Слуги Синедриона использовали весь свой арсенал, сохранившийся почти неизменным и до сего дня: прямое сопротивление вплоть до убийства, клевету перед языческими правителями, провоцирование на погром толпы "гоев" и т.п. Язычникам и не пришло бы на ум преследовать Апостолов вне своего города, христофаги же ради крови их готовы были идти на край света.

Впрочем, кроме свидетельства Св. Писания, есть не менее определенные свидетельства отцов Церкви первых веков. Св. муч. Иустин Философ в "Разговоре с Трифоном Иудеем" пишет: "В оскорблениях, наносимых Иисусу Христу и нам, другие народы менее виновны, чем вы, евреи... Действительно, распявши Его и с достоверностью узнавши о Его Воскресении и вознесении на Небо, вы не только не покаялись, но в тот самый момент разослали по всему миру своих тщательно подобранных агентов. Эти агенты... распространили о нас отвратительные слухи, повторяемые еще и теперь всеми нас не знающими". Аналогичные же свидетельства приводят Тертуллиан, Ориген, Евсевий Памфил. Объем работы не позволяет нам привести все цитаты и мы отсылаем интересующихся к соответствующей литературе. Да и нет нужды цитировать много, ибо едва ли кто из современных юдофилов и христофагов сможет привести какие-либо опровержения этих свидетельств. Можно сделать вполне основательный вывод о том, что все гонения древности на христиан, начиная от печально известной Нероновой наложницы иудеянки Поппеи, переведшей гнев тирана за поджог Рима с евреев на христиан, и кончая Юлианом Отступником, который пытался восстановить Иерусалимский храм для открытого поклонения сатане и открытой христофагии, пользовался открытым почетом у богоубийц и всем этим в большей мере, чем кто бы то ни был, явился предтечею антихриста и прообразом его. Все тогдашние гонения не обошлись без прямого или косвенного участия христофагов на руководящих ролях. При этом деятельность по организации уничтожения христианства не только не доставляла гонящим прибытка, но и вводила их в определенные расходы, требовала многих и многих трудов, усилий и затрат, с готовностью приносимых богоубийцами на алтарь сатаны.

Брань Христа и Церкви Его с сонмищем сатаны есть прежде всего брань духовная. У христиан непобедимое оружие - Крест Господень и правое исповедание истины. У христофагии против этого целый арсенал различных ложных учений, всякой лжи и ереси. Не только открытым гонением действует она, но не менее удачно применяет и все эти средства. На этом мы остановимся поподробнее несколько ниже.
Любители смешивать национальное с религиозным подводят нас к мысли, что "исторически христианство основано на еврейской почве, вобрало в себя многие национальные духовные черты иудейства и т.п." Все врем христофагия пытается скрыть или обойти факт размежевания между двумя религиями: Божией и сатанинской, религией пророков, апостолов и нашей, с одной стороны, и своей религии с другой. Поворотной точкой, от которой началось уже окончательное отпадение фарисейского зловерия и его дальнейшее развитие, - подчеркнем это еще раз, - должно считать именно Крест и Воскресение Христово - два последовательных события, которые, как ничто иное, ясно показали, Кто есть Бог истинный, как за Ним последуют возлюбившие Его, и кто суть враждующие против Него и против них. Именно здесь "тайное стало явным и открылись помышления многих сердец" (Лк. 2.35).

Подобно тому, как на хорошо удобренной, ухоженной и политой земле вырастают и прекрасные плоды, и самые мощные и грубые сорняки, так и в еврейском народе, особенно отмеченном милостию Божией, в час пришествия истинного Мессии встречается самый широкий "диапазон" человеческих душ. В каком еще народе, в одном поколении мы встретим Божию Матерь с Иоанном Крестителем и Каиафу с Иродом и Иудою? Однако же, если сознательно и усердно не выращивать доброе насаждение, то само собою вырастет только терние. Так было и здесь. До поры до времени тучная златоколосная пшеница росла вместе с плевелами. Верные Господу и Христу Его жили бок-о-бок с закоренелыми богоотступниками и христоубийцами. И хотя внутренняя, духовная черта разделения была проведена самим Крестом Христовым, внешнее разделение произошло несколько позже. Конкретной датой последнего можно назвать 70 г. - пленение и разрушение Иерусалима римлянами. Гонение на христиан со стороны Синедриона началось, как мы видели, тотчас же после Пятидесятницы. Были моменты, когда христианская община рассеивалась во все стороны из Иерусалима (См. Деян. 8.1). Однако же, до 70 г. Иерусалимская община жила в каком-то неопределенном состоянии. Сам Спаситель при жизни на земле соблюдал закон Моисеев, отвергая только противоречащие ему фарисейские предания, подчеркивал, что пришел не нарушить закон, а исполнить, т.е. довести до совершенства, привести в исполнение высказанные в нем пророчества. ("Исполнить" - значит "выполнить", или, говоря бюрократическим языком, - "закрыть дело"). Первые христиане, бывшие из иудеев, сохраняли закон, в т.ч. и его обрядовую сторону, приносили жертвы (См. Деян. 21.24-26), не понимая, а точнее не имея пока еще удостоверения свыше, что смысл этих жертв уже утрачен после Единой истинной Голгофской жертвы, так что эти прообразовательные жертвы уже бесполезны. Тем более трудно им было тогда понять, что они не просто бесполезны, а уже весьма вредны, равно как и обрезание, и прочие обряды, ибо всю эту культовую часть захватила верхушка христофагов, придав жертвам и обрядам значение богоборного служения сатане. Жертва Каиафы после распятия Христова и раздрания храмовой завесы была уже совсем не с тем духовным знаком, что жертва Авраамова, к примеру, хотя телец там и тут заклался по одному чину. В первые годы Христовой Церкви это не всем христианам из обрезанных было очевидно. Это нам теперь все ясно, мы готовы возмутиться: как это так, сперва обрезывать младенца, а затем крестить, когда вырастет? Или утром приводить агнца к Каиафе на заклание, а вечером вкушать Хлеб Евхаристии? Но Господь, щадя остаток своего облагодатствованного народа, не сразу "ломал" его привычки, снисходил к немощи разумения еврейского. Но разрыв с синагогой постепенно углублялся; люди разделились совершенно четко. Или ты со Христом, или с христофагами - третьего не дано. Господь дал на это разделение 37 лет.

Между тем образовывались христианские общины из язычников, которые были духовно здоровы не менее, если не более, чем еврейские. Христиане из язычников обиловали духовными дарами не меньше еврейских, грех у них воспринимался как нечто совершенно жуткое (вспомним коринфского кровосмесника). Вспомним хотя бы, с какими слезами провожают апостола Павла на страдания в Иерусалим ефесские христиане (См. Деян. 20.37), и как довольно прохладно его же встречают в Иерусалиме, говоря о необходимости прежде всего принести жертву очищения "страха ради иудейска", а затем не предпринимают почти никаких мер по защите арестованного Апостола.

А ведь все "языческие" христианские Церкви многократно собирали пожертвования на "святых в Иерусалиме", которые доставлял с немалым трудом тот же ап. Павел. Конечно же, это не было еще каким-то отступничеством Иерусалимской общины, - сохрани нас Господи от такой мысли! Это еще не измена, не грех, но все-таки некоторое ослабление любви, и причиною ему служило экуменистическое общение с тем храмом, из которого явно ушла благодать при Распятии Спасителя и который сделался воистину вертепом разбойников. Эти разбойники, когда Спаситель бичом изгонял их из храма, были "всего лишь" пророкоубийцами, а к тому времени, о котором говорим, сделались они и христоубийцами, и апостолоубийцами. Ходить с ними вместе в один храм стало уже просто небезопасно для души. Что же Господь? Во-первых, дал откровение ап. Павлу, что Ветхий Завет уже должен быть явно отменен, "ибо делами Закона не оправдится никакая плоть" (Рим. 3.20) и "аще законам правда, убо Христос туне умре" (Гал. 2.21). Во-вторых, видя, что кое-кому жестоко будет слово сие, Сам упразднил законное ветхозаветное богослужение руками римских воинов, попустив им сжечь Иерусалим и разрушить храм; предварительно же через особое откровение повелел христианам покинуть город. Теперь христианское богопочитание окончательно - и внешне, и внутренне - отделилось от иудейского, с тех пор в Христианской Церкви евреев было уже очень немного. В разрушении Иерусалимского храма принято видеть только кару Божию за кровь Христову. Это, конечно, верно, но главная цель была, думается не в этом. Неужели Господу мало наказать богоубийц в вечности, неужели нужно Ему еще на земле сводить с ними счеты? Рассчитывать на их вразумление и покаяние не приходилось, это очевидно. Кроме того, никакая война в истории, вплоть до гитлеровской, унося даже тысячи еврейских жизней, никогда не задевала и не могла задеть тайную головку христофагов, которая сама в таких случаях приносила в жертву своих же соплеменников и делала на крови их свой материальный и политический капитал. Так что главные христоненавистники не могли быть наказаны римским мечом. Главный же смысл этого попущения Божия, видимо, заключался для Церкви в том, что произошло, наконец, давно назревшее размежевание истинных иудеев, ставших христианами от сатанинского сонмища.